Александр Соболь - Все цвета радуги (Оракул Вселенной - 3)

- Освободи сына, и ты увидишь Зеленую Дорогу, - быстро произнес Рангар. И я прощу тебе предательство. И дам все, что пообещал Фосс.

- Да неужели? Ха-ха-ха! Великий Рангар-благодетель прощает своего неверного ученика! Как трогательно и благородно! Да срал я на тебя и все твои предложения! Потому что ненавижу тебя! Твое высокомерие и покровительственные нотки в разговорах со мной!

- Ты не можешь так меня ненавидеть! - Рангар даже отступил на шаг.

- Не забывай о возможностях Фосса, - негромко сказал Зоров. - Одно-два психоволновых воздействия...

- Да, наверное. - Рангар кивнул и как-то сник. Со спины его можно было принять за глубокого старика.

И тут Лада медленно опустилась на колени и протянула к Балеару дрожащие руки. По прекрасному измученному лицу градом катились слезы.

- Умоляю тебя, Балеар, как только может умолять мать, - верни мне сына! Не губи ребенка! Он то ни в чем не виноват!

- Он виноват хотя бы потому, что произошел от семени этого... благодетеля.

- Хорошо, Балеар, скажи мне... - голос Рангара осекся, - существует твоя цена освобождения сына? Может, тебе нужна моя жизнь? Я готов.

- Вот даже как! - злобная, хищная ухмылка на миг исказила черты Балеара; Пожалуй, это было бы забавно - прирезать тебя, как грязного хрюла... А уж потом объявить, что не могу спасти щенка. Но нет, это было бы слишком хорошо для тебя. А так смерть его будет терзать тебя до конца жизни! А щенка я действительно спасти не могу - вы же видели, как я бросил туда ключ, и он сгорел.

- Ты умрешь страшной смертью... - выдохнул Рангар.

- Вот теперь ты заговорил своим истинным языком, - процедил Балеар. - Нет, демон тебя раздери, я умру той смертью, которую выбрал сам, - в Священном Огне Заори! А кто хочет составить мне компанию - милости прошу!

И с этими словами, вновь дико расхохотавшись, он шагнул прямо на стену золотисто-алого огня... вспыхнул огромной свечкой... и опал золотым пеплом. Но и Рангар, и Зоров, и Лада успели заметить, что, пока он горел, в сплошной огненной стене будто бы затемнился проход, полностью повторяющий очертания его фигуры. И сейчас Зоров усиленно размышлял, какой эксперимент мог бы дать ответ, была ли это оптическая иллюзия или проход существовал в реальности. Он поделился своими мыслями с Рангаром, и в глазах того затеплилась надежда. А глаза Лады так и вспыхнули:

- Да был, был проход! Я же видела!

- Видеть - это одно дело, а знать - совсем другое, Ладушка, - произнес Зоров озабоченно. - Глаза человека, увы, не слишком надежный инструмент. Надо все тщательно обдумать и подготовиться.

- Вот и думайте. - Лада занавесила глаза ресницами. - А мне дайте листок бумаги и карандаш, я пока напишу Олвару записку. Огненная стена хоть и почти прозрачна, но звуков не пропускает. А мальчика надо успокоить и предупредить, чтоб стоял в центре и ни в коем случае не касался огня.

Зоров достал из нагрудного кармана пачку листов, карандаш и протянул листок с карандашом Ладе (канцелярскими принадлежностями он предусмотрительно запасся на богатых складах Оранжевого мира). Остальные листы сунул назад и принялся обсуждать с Рангаром возможные варианты эксперимента.

Лада выбрала гладкий участок скалы, положила туда листок и набросала несколько строк. Затем приблизилась к огненной стене и, ободряюще улыбнувшись сыну, показала ему записку.

Не то, явно не то написала Лада, о чем сказала мужу и его брату, потому что в широко раскрытых глазах Олвара появились ужас и мольба, и он отрицательно покачал головой. Но мать лишь властно сдвинула брови, что делала чрезвычайно редко, и указала на последнюю фразу записки. В глазах мальчика заплескались слезы, но он - через силу - кивнул утвердительно.

И тогда Лада начала беззвучно, одними губами, считать, показывая при этом Олвару пальцы: один, два...

И на счет "три" шагнула прямо в золотисто-алую кипень. И вспыхнула, как совсем недавно предатель Балеар Коннефлет, но на этот раз темная фигурка Олвара метнулась в будто черным грифелем нарисованный контур ее фигуры... и громко рыдая, с опаленными вихрами, и тлеющей на рукавах и штанах одеждой, забился в объятиях мгновенно очутившегося рядом отца.

Шок.

Скручивающий в тугой узел все внутренности, все мысли, все чувства.

И ледяным дыханием пустых межзвездных пространств замораживающий этот страшный конгломерат.

Он обнимал сына - а перед глазами застыл черный силуэт на золотом и алом фоне, и огненный вихрь в последний раз взметнувшихся волос, всегда пахнувших свежестью, радостью... Любовью.