— Стало ясно, что зовут тебя Ягуар-Скиталец, — худосочный человек быстро сделал узелок на одном из желтых шнурков, привязанных к палочке. — Признано, что духи нижнего мира не населяют сосуд твоей головы, однако лучи всевышнего Солнца коснулись твоей телесной души, вызвав небольшой умственный жар… Явился ты незнамо откуда, делать ничего по-нашему не умеешь. На землю сажать тебя рано, потому что навредишь — значит, пойдешь на простую работу. Однако и там будешь служить Правителю верой и правдой. Сейчас на радость богам сооружается дамба через великое озеро Титикака к святому острову, что посреди. Туда тебя и направим.
Человек завязал еще один узелок, но уже на другом шнурке, синем. И я осознал, что ведь понимаю этого тщедушного, хотя нигде никогда не обучался древнекечуанскому.
— Жить тебе не меньше года на стройке, предпринятой Его Величием — да укрепит Его дух нашу немощь — тело будешь питать маисом, коего положено получать две меры в день, если без провинностей. Работать станешь как все, от зари до зари. Угождай благим богам — всякому жертву приноси, как положено — угождай и трудом своим, и початками, и другими плодами. Это ведь благодаря высшим творцам и хранителям мира все твои телесные члены живут и существуют. Нравься начальникам. Ведь и на стройке можешь стать десятником. Коли проявишь рвение и смирность, вернем тебя обратно в селение, а может попадешь и в мастерские Правителя. Сейчас же раздевайся, оденем тебя как остальных.
У меня ведь что-то важное в поясной сумочке. «Колеса», то есть антибиотики в таблетках. Если заболею, они, возможно, меня спасут. А еще там «сивильник», «пшик», карты и компас. На ноге же, между прочим, нож, тоже важная штука.
— Насчет переодевания не согласен, начальник. Не привык я без штанов гулять.
— Тебя никто и не спрашивает. Всякое мое слово выражает волю божественных владык и Правителя, хозяина твоей судьбы, — предупредил тщедушный бюрократ. — Так что живо.
Ну, это чересчур. Быстро командир нашелся, да еще стал волю всех богов выражать. Мне такое дело уже знакомо по прежней жизни, особенно той, когда я еще комсомольцем был. Хоровод жизни — это хорошо, да только мне неохота играть роль пыли под ногами хороводящих. Кое-кто собирается поставить надо мной тьму естественных и сверхъестественных начальников, и каждому надо угождать, потому что без них якобы ни один мой член существовать не может. А вот хрен вам, еще как может!
— Ты назвал меня Ягуаром-Скитальцем, товарищ чинуша. Да, я — скиталец, поэтому сейчас усвистываю отсюда. Считай, что меня здесь и не было. И узелки свои развяжи.
— У нас никто просто так не ходит. Кто ходит просто так, того обуревает злой дух, посланный Супайпой, — спешно возразил бюрократ.
— Да пошел ты со своим Супайпой.
Я решительно обернулся и тут же столкнулся с пузом верзилы. Ну, зря ты мне попался, недоразвитый. Я вытащил свой нож и посулил:
— Сейчас тебя поковыряю. Сейчас узнаю, что ты хавал на завтрак, жлоб.
Я успел сделать всего один выпад, когда над головой «недоразвитого» замаячил клыкастый демон войны и на меня обрушился забивающий удар. Я вошел в землю по самую шляпку и отрубился. Последнее, что услышал от чинуши, было:
— Без этих самых штанов, между прочим, полезнее. Ибо тело должно не только верхними, но и нижними устами дышать…
По-настоящему пришел в себя только в отряде, который топал на стройку в край Пуно, к серебристому озеру Титикака. Первый день я шел в колодках, куда были продеты моя голова и шея. А потом стражники сняли эти мучилки, оценив мой унылый вид, но находились неподалеку, чтобы «помочь» мне топором, если потребуется. Ни своей поясной сумчонки, ни ножа с зубчиками я у себя естественно не обнаружил. Как ни странно, я быстро примирился со своим новым положением. Даже успокоительную формулу выработал — приобщение через повиновение. Видимо тут все жили по этой формуле, только словесно не выражали ее.
Если хочешь участвовать в общем хороводе жизни, то изволь соблюдать его правила, даже если они строгие. К тому же, хотя тут чикаться не любят, мне фактически сошло с рук нападение на тщедушного храмового служителя. Видимо было принято во внимание мое дикарское происхождение.
Я добрался до всенародной титикакской стройки на этом радостном заряде и на том, что мне разрешили остаться в кроссовках — видимо, догадались, что дикарю, привыкшему к «мокасинам», не осилить босичком полсотни километров по усыпанной щебнем дороге.
Читать дальше