Клиффорд Саймак - В безумии

— Что я могу сделать для вас? В чем могу помочь?

— Ни в чем пока, — ответил Саттон. — Я собираюсь повидать Адамса.

— Я бы мог нести ваш портфель — вон тот.

— Я не беру портфель.

— Но, сэр…

— Ты сейчас сядешь, сложишь руки и будешь ждать, пока я не приду.

— Я попаду в беду, — предупредил андроид. — Я точно знаю, что попаду.

— Ну тогда ладно. Кое-что ты можешь сделать. Тот портфель, о котором ты говорил, можешь его стеречь.

— Да, сэр, — разочарованно произнес Херкимер.

— Девушка по имени Ева Армон живет в этом отеле. Знаешь о ней что-нибудь?

Херкимер покачал головой.

— Но у меня есть кузина…

— Кузина?

— Ну да, кузина. Она была сделана в той же лаборатории, что и я, и потому она мне двоюродная сестра.

— В таком случае у тебя пропасть братьев и сестер.

— Да, — согласился Херкимер. — Много тысяч. И мы держимся вместе. Что является, — ханжески добавил он, — образцом родственных связей.

— Ты думаешь, что кузина может что-нибудь узнать? Херкимер кивнул.

— Она работает в этом отеле, и способна мне кое-что рассказать. Андроид выдернул из кипы бумаг, лежащих на столе, листок.

— Я вижу, сэр, — сказал он, — что они и к вам пробрались.

— О чем ты говоришь? — сердито спросил Саттон.

— Из Лиги равенства, — объяснил Херкимер. — Они поджидают любого, кто имеет какой-то вес в обществе. Они составили петицию.

— Да, — подтвердил Саттон. — Точно, они говорили что-то о петиции. Хотели, чтобы я ее подписал.

— И вы не сделали этого?

— Нет, — коротко ответил Саттон. Он пристально посмотрел на Херкимера. — Ты — андроид, — сказал он грубовато. — Я думаю, ты им симпатизируешь.

— Сэр, — объяснил Херкимер, — они могут иметь в виду только хорошее, но действуют неправильно, просят благотворительности, жалости для нас. Но нам не нужны милосердие и жалость.

— А что вам нужно?

— Чтобы нас считали равными человеку, — ответил Херкимер. — Но считали бы не по особому указанию, не из-за человеческой терпимости…

— Я понимаю… — серьезно отреагировал Саттон. — Думаю, что уяснил еще тогда, когда они меня поймали в холле. Не будучи способным выразить это словами…

— Дело обстоит так, сэр, — спокойно объяснил Херкимер. — Человеческая раса создала нас. Вот что нас гложет. Они сделали нас точно с такими целями, с какими фермер выращивает свой скот. Они делают нас для какой-то цели и для нее же и употребляют. Они могут быть добры к нам, но за этой добротой стоит жалость. Они не могут разрешить нам самим использовать свои способности. У нас нет врожденного притязания на основные права человека. Мы…

Он сделал паузу, яркий свет в его глазах потух, лицо разгладилось.

— Я вам надоедаю, сэр? — спросил он. Саттон резко заговорил:

— В этом я твой друг, Херкимер. Не забывай этого ни на мгновение. Я твой друг и доказал это заранее, не подписав петицию Лиги.

Ашер стоял, уставившись на андроида.

«Дерзкий и скрытный, — подумал он. — И это мы их такими сделали. Вместе с печатью на лбу, на них лежит печать рабства».

— Можешь быть спокоен, — заверил он Херкимера, — я вас не жалею.

— Благодарю вас, сэр, — ответил Херкимер, — от всех нас благодарю. Саттон повернулся к двери.

— Бентон промахнулся, — сказал он, — я не мог не убить его. Херкимер кивнул.

— Но дело не только в этом, сэр. В первый раз я услышал, что человека можно убить пулей в руку.

— В руку?

— Совершенно верно, сэр. Пуля попала ему в руку, и больше его нигде не задело.

— Он был мертв, не так ли?

— О, да, — подтвердил Херкимер. — Мертв.

Адамс нажал на клапан зажигалки и подождал, пока пламя выровняется. Он не отрывал жесткого взгляда от Саттона, но чувствовал себя неуверенно, ощущая слабость и раздражительность одновременно, хотя и пытался это скрыть.

«Этот неотрывный взгляд, — подумал Саттон, — его старый трюк. Он свирепо смотрит на тебя, с каменным как у сфинкса лицом, и, если ты не привык к нему и ко всем его штучкам, он может заставить тебя поверить, что он — Господь Всемогущий. Да только этот свирепый взгляд не всегда теперь хорошо у него получается, не то что раньше. В нем чувствуется напряжение, которого не было двадцать лет назад. Была только твердость. Гранит. А сейчас гранит начинает выветриваться.

Он хочет что-то сказать. Что-то, отчего ему не по себе».

Адамс провел зажигалкой по набитой чашечке трубки взад и вперед, не спеша обдумывая свои слова, заставляя Саттона ждать.

— Вы, конечно, знаете, — начал Саттон медленно, — что я не могу быть с вами откровенным.