Грег Иган - Теранезия

— Я не знаю. Я не могу сказать ей то, что сказал вам. Я не могу отравить ей жизнь. Но я больше не хочу врать ей. Я не хочу пичкать ее историей о том, что приехал сюда, чтобы уберегать ее от травмы.

Грант бросила на него сердитый взгляд.

— Тебе разве не приходило в голову, что это все еще может быть правдой? У тебя может быть больше одной причины, чтобы делать что-то.

— Я знаю, но…

— Не позволяй этому разрушать все, — оборвала она Прабира. — Не позволяй лишить тебя вещей, которыми ты можешь гордиться. Ты, что, искренне веришь, что никогда больше не попытаешься защитить ее, только потому, что она твоя сестра?

— Если не попытаюсь, — жестко ответил Прабир, — значит я, по крайней мере, не раб своих генов.

Глаза Грант сузились.

— И это для тебя важнее?

На мгновение Прабир подумал, что потерял ее, что его слова оказались непростительными. Но она добавила сухо:

— По меньшей мере, в достаточно плохом фильме, где ты можешь оказаться, так принято.

— Если у вас такое представление о плохих фильмах, — сказал он. — Значит, вы жили в тепличных условиях.

Он протянул руку и погладил ее по лицу тыльной стороной ладони. Она не отрывала глаз от него, но ничего не сказала. Он действовал почти бессознательно, чувствуя, что прав, но будучи почти готов к тому, что на поверку его инстинкты окажутся ложными, но она ни поощрила, ни отвергла его. Он вспомнил, как она смотрела на него, в ночь прибытия; тогда он подумал, что это не значит ничего, но сейчас словно пелена упала у него с глаз.

Прабир наклонился и поцеловал ее; они сидели, прислонившись к стенке кабины, и было трудно развернуться к ней прямо. На мгновение она застыла, а потом ответила на его поцелуй. Он провел ладонью по ее руке. Ее кожа пахла удивительно; от ее запаха теплая волна пробежала по его телу. Канадские девушки в школе пахли нейтрально и бесполо, как младенцы.

Прабир провел рукой по ее спине под футболкой, и, остановившись внизу, притянул ее к себе. У него уже началась эрекция, он чувствовал там свой пульс. Он положил руку ей на грудь. Ему надо было избавиться от любых зрительных образов, он боялся, что если начнет рисовать картины в голове, то сразу же разрядится. Он не должен ни о чем думать, не должен ничего планировать: пусть их движет вперед внутренняя логика действия.

Грант неожиданно отстранилась, высвобождаясь из его объятий.

— Это плохая идея. Ты это знаешь.

Прабир смутился.

— Мне показалось, вам этого хотелось.

Она открыла рот, чтобы возразить, но сама же остановилась.

— Это так не работает, — сказала она. — Я верна Майклу шестнадцать лет. Я готова сидеть и говорить с тобой всю ночь, но я не собираюсь переспать с тобой, лишь бы тебе полегчало.

Прабир уставился в палубу с лицом, горящим от стыда. Что он только что сделал? Это что, была неуклюжая попытка выразить благодарность, и он думал, что она примет ее без малейшего стеснения?

— Послушай, — мягко сказала она. — Я на тебя не сержусь. Мне надо было остановить тебя раньше. Мы можем просто забыть об этом?

— Ага. Конечно.

Он посмотрел вверх. Грант печально улыбнулась и сказала:

— Не придавай этому большого значения. У нас все было в прядке до сих пор и дальше все будет в порядке. — Она поднялась. — Но, я думаю, нам обоим стоит отдохнуть.

Она наклонилась и пожала ему плечо, а затем отправилась в каюту.

Когда погас свет, Прабир опустился на колени на краю палубы и эякулировал в воду. Он положил голову на поручень, чувствуя неожиданно холодный ветер с моря. Видения ее тела мгновенно исчезли; теперь казалось очевидным, что на самом деле он никогда и не желал ее. Все произошло из-за временной путаницы между дружескими чувствами, которые она проявила в кампунге и тем фактом, что он не касался Феликса уже, казалось, целую вечность. Ему не приходило в голову, что, он, возможно, разучился жить в воздержании, что после девяти лет ему уже не так просто вытерпеть две или три недели.

Когда он вернулся в свой спальный мешок и закрыл глаза, то увидел Феликса, лежащего рядом с ним, довольного и улыбающегося, с темной щетиной на золотистой коже у горла. Когда стало возможным предать его? Но, вместо того, чтобы мучиться из-за одной глупой, извращенной попытки измены, лучше подумать о тех переменах, которые можно осуществить, вернувшись в Торонто, чтобы положить конец всем возможным рискам, на которые Прабир напрашивался, с тех пор, как они встретились. Феликс, конечно, терпелив невероятно, но так не может продолжаться всегда. Самое простое — позволить Мадхузре снять собственное жилье и платить за него, пока она не закончит учебу. А они с Феликсом съедутся, и у них будет собственная жизнь без всяких оговорок.