Грег Иган - Теранезия

В мире были вещи и похуже, чем находиться под опекой И Поэтов. Прабир знал, что его положение было в тысячи раз лучше, чем у большинства сирот войны — а если этот факт ускользал от его внимания, то по ТВ показывали достаточно много мучительных кадров из Ачех или Ириан-Джая, чтобы ткнуть его носом. Бои закончились, лидеры переворота свергнуты и пять провинций получили независимость, но десять миллионов человек по всему архипелагу голодали. Он не лишился ничего — спас единственное, что никто не смог бы вернуть. Амита не только кормила, одевала и обеспечивала их жильем, она дарила Мадхузре бесконечную привязанность и сделала бы то же самое для Прабира, если бы тот не оттолкнул ее. Прабир заметил, что стал почти стыдиться своего неуважения к ней и начал подозревать, что его страх за Мадхузре был необоснованным. Амита не пыталась промыть ей мозги своими эксцентричными теориями и, возможно, Мадхузре, будучи оставлена в покое, смогла бы составить собственное мнение.

Может Амита и вправду безобидна.

Летом 2014 Амита спросила Прабира, не хочет ли он пойти на митинг, организованный в ответ на недавнюю волну погромов на расовой почве, где ее пригласили выступить. Прабир согласился, будучи приятно удивлен тем, что Амита, которая закрывшись в университете боролась с колониализмом комиксами про Ностромо и подрывала патриархат бессмысленным переворачиванием бит в компьютерах, не настолько оторвана от реальности, как он себе представлял.

Митинг состоялся в субботу; они шагали по улицам под безоблачным небом. Прабиру нравилось лето в Торонто: пусть солнце и поднималось всего на две трети пути до зенита, но зато делало это дольше. Кит, казалось, считал, что при тридцати двух градусах слишком душно и, когда они добрались до парка и уселись на траву, немедленно достал из принесенной с собой корзинки несколько банок пива и тут же их выпил.

Амита заняла свое место на трибуне перед толпой из пары тысяч людей. Прабир указал на нее Мадхузре.

— Смотри! Вон Амита! Она знаменитость!

— Мы собрались сегодня здесь, — начала Амита, — чтобы осудить и изобличить расизм, и это замечательно, но я считаю, что уже давно настало время ознакомить общественность с более тщательным анализом этого явления. Мои исследования показывают, что неприязнь к людям иной культуры на самом деле, не что иное, как перенаправление более основополагающих форм угнетения. Тщательное изучение языка, использовавшегося в Германии в 30-х годах 20 века для описания евреев, показывает нечто совершенно поразительное, и все же, для меня ничуть не удивительное: каждый термин, использованный для оскорблений по национальному признаку, являлся одновременно и формой феминизации . Быть слабым, быть инертным, быть ненадежным — и вообще быть Другим — что еще это может означать при патриархате, кроме как быть женщиной !

Если бы нацисты победили, объясняла Амита, они в конечном счете прекратили бы преследование отвлекающих ложных целей и начали бы загонять своих настоящих врагов — немецких женщин — в газовые камеры.

— Забудьте всех этих рейнских девушек Рифеншталь; истинной основой всех нацистских пропагандистских фильмов всегда было восхваление мужской силы, мужской красоты. В тысячелетнем рейхе женщин использовали бы только для размножения, да и то, только до тех пор, пока не смогли бы их заменить технологической альтернативой. И после того как они перестали бы исполнять свою жизненно важную роль, они бы немедленно исчезли в печах.

Меня пригласили сегодня сюда, чтобы обратиться к вам из-за цвета моей кожи и страны, в которой я родилась и правда в том, что из-за этого я становлюсь мишенью. И мы все знаем, что канадские женщины подвергаются большему насилию, чем все меньшинства вместе взятые. Так что я стою здесь перед вами и говорю: как женщина я тоже была в Бельзене, как женщина я тоже была в Дахау, как женщина я тоже была в Освенциме!

Прабир с беспокойством ожидал, что вот-вот начнутся беспорядки или, по крайней мере, кто-то заткнет ей рот. А есть ли вообще в толпе дети или внуки переживших Холокост? И даже если таких нет, должно же кому-то хватить куража, чтобы закричать «Вор!»

Но толпа аплодировала. Люди встали и одобрительно кричали.

Амита присоединилась к ним на траве, взяв Мадхузре на руки. Прабир смотрел на нее со странным чувством отрешенности, сомневаясь, понимает ли он вообще, почему она согласилась приютить их. Она дала понять, в чем состоит ее понимание сострадания: осудить насилие и проявить реальную щедрость к его жертвам, чтобы потом обратить это все в выгоду, восклицая «Я тоже!», как ребенок, добивающийся чьего-то внимания. Вот, какие чувства вызывала у нее смерть шести миллионов незнакомцев: не горе и ужас, а зависть.