Виктор Колюжняк: Сентименталь

Клаус фон Дирк поклонился, забрал книгу, и мы тотчас же отправились домой. И хотя господин старался идти ровно и степенно, как он это делал обычно, в его суетливости, во взглядах, которые он бросал на книгу, сквозило нетерпение.

Поскольку мое повествование основано в первую очередь на личных воспоминаниях, то стоит поделиться размышлениями, одолевшими меня в тот момент, когда Клаус фон Дирк, запершись в лаборатории, приступил к изучению книги. Как и вы сейчас, я в тот момент не знал, к чему это приведет. Я мог только догадываться и строить предположения, успев увидеть лишь название книги, выцветшее на солнце и потускневшее со временем. Надпись, которая привлекла мое внимание, была на французском и звучала следующим образом: «Трактат о стихийных чувствах и о Сентиментале, как высшем их воплощении».

Не будучи алхимиком, я, тем не менее, был посвящен во многие тайны Клауса фон Дирка, но слово «Сентименталь» встретилось мне впервые. И вот, пока мой господин впитывал знания и мудрость, мне приходилось довольствоваться догадками и размышлениями.

— На что похоже это слово? — спрашивал я сам себя и тут же отвечал, ведя мысленную беседу. — Более всего оно напоминает слово «элементаль». Часть же его, безусловно, образована от французского «sentiment», что означает «чувство». Может ли существовать «элементаль», который подобно саламандре, олицетворяющей огонь, будет воплощением чувств?

Ответа, разумеется, мне никто дать не мог, кроме Клауса фон Дирка, но спрашивать его было бы опрометчиво. Хотя я и считался доверенным слугой, но никогда прежде не проявлял особого интереса к делам господина.

Ко всему прочему, это слово постоянно слетало с языка. Мне хотелось произносить его снова и снова, хотя к разгадке подобное повторение не приближало, а лишь вгоняло в трепет. Я покрывался гусиной кожей и сидел, чувствуя, как легкий озноб постепенно прибирает к рукам мое тело, а потом отпускает.

Вечером того дня, замечтавшись, я не расслышал, как господин подошел и с легким изумлением воззрился на меня. Застыв посреди коридора, я бормотал себе под нос. Оставалось надеяться, что он не слышал самих слов, а, вернее, одного единственного.

— Ганс, право слово, теперь я лучше понимаю, что ты подразумевал, когда говорил про мой отрешенный вид. Я бы поблагодарил тебя за демонстрацию, но не думаю, что это было твоей целью.

Я, кажется, покраснел и извинился, добавив, что не понимаю причин своего столь внезапного погружения в мысли. Однако Клаус фон Дирк не придал этому происшествию особого значения и лишь рассеянно кивнул. Было видно, что «Сентименталь» занимал его не меньше, чем меня.

Стоило книге попасть в дом, как поведение господина изменилось. Теперь он уделял внимание только лишь ей одной и не расставался с фолиантом, казалось, ни на минуту. Поля были испещрены заметками. Их не хватало, чтобы вместить все комментарии, а потому из книги торчали листы бумаги. Краем глаза мне удавалось увидеть некоторые из замечаний господина.

«Чушь!» — гласило одно, и оставалось только догадываться о негодовании Клауса фон Дирка. Наверняка губы кривились в презрительной усмешке, а рука сжимала перо со всей силы.

«Точно! Совершенно точно!» — улыбка и чувство трепета от того, как неизвестному автору удалось передать в своей формулировке то, для чего у тебя не находится слов.

«Стоит подумать…» — за этим краткими комментарием скрывался тяжкий труд, не оканчивающийся сразу, а продолжающийся еще долгое время, как и всякая мысль, которая нас занимает.

Мне же никак не удавалось разгадать загадку, которая скрывалась в книге. Я был близок, но не мог дотянуться. Вынужден признать, что даже стал не столь ревностно следить за порядком в доме — так сильно занимала меня мысль о Сентиментале.

В какой-то момент мне показалось, что я одержим. Тогда, отпросившись у господина, я отправился в церковь, надеясь там обрести покой. Но и несколько часов в молитве у алтаря не принесли мне освобождения от чарующего слова.

Клаус фон Дирк тем временем нашел себе новое развлечение. Мне совершенно случайно удалось узнать об этом, когда я отправился за продуктами во время его отсутствия.

Весна уже готовилась уступить место лету, а юноши и девушки бросались в водоворот страстей в надежде выплыть из него, держась за руки. Впрочем, большинство оказывались отброшенными друг от друга или же затянутыми в пучину.

За всеми — счастливыми и несчастными — наблюдал Клаус фон Дирк.