Виктор Колюжняк - Сентименталь

— Мне приятно это слышать, — ответил купец и усмехнулся. — Но я преподнес подарки еще не всем новобрачным.

Я удивился. Нас с Хасимом Руфди связывали общие тайны, но я думал, что эта связь тяготит купца, и он не настроен распространяться о ней.

— Невеста, которая превыше всего ценит скромность, прими мой дар, — при этих словах купец протянул мне маленькое и изящное кольцо.

И оно тут же засверкало на пальце моей ненаглядной Агнетт. Только тогда я понял, что камень на кольце является алмазом.

— Жених, который заботится о других больше, чем о себе, позволь сегодня выразить тебе свою благодарность.

Думаю, смысл этих слов также поняли не все, а тем временем Хасим Руфди протянул мне футляр, в котором я обнаружил дивной работы кинжал в богатых ножнах. Признаюсь, я без особого трепета относился к оружию, признавая его в качестве средства для защиты и нападения, но тот кинжал стал для меня откровением. Я вынул его из ножен и не мог налюбоваться прекрасной работой. Это было произведение искусства, но я чувствовал, что клинок не просто красивая безделица, а настоящее оружие.

— Благодарим тебя, достопочтимый, — мы с Агнетт тоже поклонились. — Мы еще пока не знаем, где будет стоять наш дом, но ты всегда можешь рассчитывать, что будешь в нем высоким гостем.

Хасим Руфди улыбнулся.

— Счастья вам! Горите друг другом! — выкрикнул он и, пустив коня вскачь, вскоре затерялся в толпе.

Мы проводили его взглядом, а после отправились в дом герра Кноппа, где все уже было приготовлено для свадебного пира.

Свадебный стол был наполнен традиционными для нашей родины кушаньями, часть из которых мы с трудом раздобыли в Багдаде, и многими блюдами из местной кухни. Я не слышал ни одного нарекания. Наоборот, все гости восторгались прекрасно приготовленной трапезой. В этом была и часть моей гордости. Агнетт вместе с фрау Эльзой лично руководили подготовкой к празднеству.

Моя жена, светившаяся от тихого счастья, сидела по левую руку от меня. Еще дальше сидели фрау Эльза и Герр Кнопп. По правую руку от меня сидел Клаус фон Дирк, который не уставал развлекать остальных гостей необычными историями из собственной жизни. К части из них имел отношение и я, но в его пересказе мне то приписывались комичные реплики, которых никогда не звучало, то господин выставлял меня суровым мужчиной, относящимся к опасностям с презрением, а превыше всего ценящим смелость и отвагу. Я смеялся и восхищался с остальными вместе.

Но более всего переполняло мое сердце ощущение радости, ведь рядом сидела та, которую отныне я буду звать своей женой. Я не уставал целовать ее руки, а она смущалась, но вместе с тем, улыбалась той прекрасной улыбкой, которая способна озарять даже сердца наполненные мраком.

Бродячий певец, которого пригласили для развлечения, не уставал слагать одну балладу за другой. В них он воспевал то яркую красоту фрау Эльзы, то тихое сияние Агнетт. Герру Кноппу чаще всего перепадали эпитеты — отважный, мудрый, справедливый. Мне же по большей части: честный, преданный, заботливый.

Что ж, певцы отлично понимают, чей хлеб они едят и кто им платит.

Когда праздник был в самом разгаре, какой-то араб вошел в дом. Его попытались остановить стражники, но он столь активно жестикулировал, указывая куда-то в нашу сторону, что один из стражников вызвался проводить его.

— Господин, этот человек утверждает, что у него к вам дело, — поклонился воин Клаусу фон Дирку.

— Кто тебя послал? — спросил он, подзывая араба.

— Достопочтимый Хасим Руфди, — произнес тот на ломанном немецком.

— Говори.

Араб склонился к уху господина и что-то прошептал ему столь тихо, что я, сидевший в нескольких метрах рядом, ничего не услышал. Прочитать по губам тоже не было никакой возможности, ибо они были скрыты от меня самим Клаусом фон Дирком.

Тот резко помрачнел и взглянул вновь на араба, который несколько раз боязливо кивнул.

— Веди, — приказал Клаус фон Дирк и попытался незаметно покинуть празднество.

К счастью, в тот момент гости наперебой соревновались в восхвалении прекрасной пары герра Кноппа и фрау Эльзы, а потому уход господина остался незамеченным никем кроме стражника, меня и Агнетт.

Такое поведение господина изрядно взволновало меня. Я догадывался, что вряд ли произошло что-то хорошее, потому как Хасим Руфди не стал бы отрывать Клауса фон Дирка от празднества в том случае, если бы дело могло подождать. И тут я почувствовал, что на мою ладонь, сжимающуюся помимо воли в кулак, легла тоненькая ручка Агнетт. Она чуть сдавила мою руку, а затем прильнула ближе и прошептала.