Вероника Батхен - Крутится-вертится шар голубой

— Он не хотел, — спокойно сказала Ариадна. — Тимур не виноват. Можно еще бумаги?

Раз — грязную воду сбрызнули прямо на пол. Два — новый лист наложили на старый.

— Помоги мне! Прижми, пожалуйста!

Три — белый ватман покрылся причудливыми разводами. Так же невозмутимо Ариадна поменяла воду, прополоскала кисти и начала рисовать заново. Получилось еще причудливее и ярче, цветы налились алым и голубым, звезда засияла. Тим стоял за спиной девочки, не в силах пошевелиться. Он знал, что совершил чудовищную, непростительную ошибку. И заслужил наказание, брань, обиду, что угодно, кроме спокойного «помоги». Перемазанная красками Ариадна обернулась к нему, улыбнулась чуть-чуть:

— Нравится?

Отшагнув от стола, Тим кивнул, попытался что-то сказать и выбежал вон, через пустой коридор к выходу. Свежий соленый воздух слегка отрезвил его. Мальчик не понимал, что происходит, хочется ему плакать или смеяться, носиться по мокрому пустынному парку, снова браться за кисть и рисовать неправильный профиль девочки, слишком высокий лоб, тонкие волосы, в которых играет солнце. «А-р-и-а-д-н-а» — вывел он прутиком по земле, носком ботинка стер написанное и вернулся в корпус.

Оставшиеся шесть дней они не расставались.

Ариадна была с лунной базы. «Там нельзя ссориться. Обидишь человека — и уйти от обиды некуда и сказать некому, а назавтра ты с обиженным рядом плечом к плечу шлюзы чинишь, с кислородом работаешь. Ссора запросто стоит жизни. Поэтому мы такие». Девочка мало разговаривала, ее не нужно было развлекать, утешать, выслушивать дурацкие рассказы «Вася любит Дашу, Даша — Яшу, а мне купили модного пета и новые туфельки». Настоящее, сияющее лицо Ариадны проступало, когда она бралась за кисти или прыгала с вышки в бассейн, а потом долго плавала, словно счастливая рыбка. Тим находил для нее ракушки и куриных божков на берегу, оставил вкусный апельсин с ужина, рисовал портреты в планшете. Мальчишки пробовали дразниться женихом и невестой — мимо денег. Они с Ариадной ни разу не целовались и даже на прощальной дискотеке не танцевали. Стояли в углу, перебрасываясь короткими фразами о погоде и прочитанных книжках. Тим хотел рассказать Ариадне про Вьюгу, но застеснялся и промолчал.

Поутру он не успел попрощаться — за подругой прилетели родители и забрали еще до завтрака. Оставался, конечно, бук и коммуникатор и призрачная надежда на следующий день рождения выпросить билет в Лунаград. Но в тот день Тиму было паршиво. В поезде он залез на верхнюю полку и угрюмо валялся там, глядя в стену. С отцом, прибывшим его встретить, едва поздоровался — и поэтому не отследил виноватых глаз.

Дома собралась вся семья — Фед, бабуля, дядя с тетей, годовалый племянник Шурка. Мама сделала кучу салатов, испекла любимый пирог, брат расщедрился, подарил старый мультифон, по которому удалось в тот же вечер поболтать с Ариадной. Затеяли игру в крокодила, бабуля раздобыла из необъятной сумки старинную забаву «лото». Уставший от суеты Тим заснул за столом, не добравшись до койки.

Наутро выяснилось — планеты больше нет.

— Игрушка мешала тебе учиться, сынок. Ты замкнулся, перестал разговаривать с братом и звонить бабушке, приносил двойки. Мы за тебя беспокоились. Поэтому отдали планету в хорошие добрые руки, к мальчику, который будет с нею играть. А тебе купим новую, если закончишь год на «отлично».

Мама обещала о ней заботиться. Кормить. Ухаживать. Мама.

— Не огорчайся по мелочам, родной. Забудь, давай поговорим о другом. Воспитатели заметили, ты подружился с девочкой в лагере. Расскажи, какая она и кто ее родители?

Встать оказалось легко. Бросить матери площадное поганое слово — еще проще. А вот пощечины от отца он не ждал — в доме детей никогда не били. Прижав ладонь к горящему лицу, Тим убрался к себе, как наказанный щенок. В голове вертелись обрывки свирепых мыслей: «отомщу!», «убегу!», «убьюсь!». Было слышно, как хлопнула дверь — раз, два. Мать с отцом ушли на работу. Робоняня суетилась внизу, предлагая питомцу то воду, то успокоительную таблетку. Пыхтел робот-пылесос. Капал кран.

…Если б Фед тогда не вернулся из школы, все могло бы кончиться очень плохо. Но брат успел вовремя.

— Слышь, Тимка, хватит нюни распускать. Слазь, кому говорят. Живо!

Фед стащил братишку с кровати, отвел умыться, заставил выпить горячего молока.

— Пошли в гараж, дятел. Никуда прэнты твою планету не отдавали. Спрятали до поры, мать продать потом думала. Подбери сопли, ты же мужик!