Игорь Росоховатский - Виток истории

Мы приладили аппараты машущих крыльев — все другие виды транспорта на территории 1-го научного центра были запрещены — и, пролетев свыше двухсот километров, приземлились на ромбической площадке. Посреди нее возвышалось здание лаборатории, к которому вело четыре дорожки. На площадке не было ни Одного деревца, вместо них по краям дорожек выстроились прозрачные столбы. В них голубовато светились спирали, вспыхивали и гасли искры, растекался дым, постепенно заполняя пустое пространство внутри столба, вырываясь тоненькими струйками сквозь несколько отверстий. Воздух на территории центра постоянно стерилизовался, чтобы ни один посторонний фактор не мог помешать точности опытов.

Мы шли очень медленно, пока я не догадался, что Унар, помня о моем возрасте, боится утомить меня быстрой ходьбой. Я улыбнулся и пошел так, что он едва поспевал за мной.

Двери лаборатории поднялись при нашем приближении. Мы вступили в коридор, и, пока шли по нему, автоматы успели обработать нас ультрафиолетом и распыленными препаратами. Когда экран показал, что мы уже достаточно стерильны, отворилась вторая дверь — и мы вошли в демонстрационный зал.

Послышалось приветствие. Я обернулся, но не успел разглядеть того, кто стоял за пультом. На стене — экране поплыли кадры, и мое внимание переключилось на них.

— Ты видишь вкратце ход опыта, — с запозданием сказал Унар.

Появились формулы. Цифры были написаны моим почерком и словно подпрыгивали от нетерпения, от непреодолимого желания подхлестнуть события. Затем на стене одна за другой возникли несколько карт расположения нуклеотидов в звеньях ДНК. Я увидел приборы и аппараты, клубящиеся растворы, людей, дежуривших за пультами.

— Мы шли по указанному тобой пути, но вносили и свои изменения, — сказал Унар. — Ты ошибся, определяя роль тридцать шестого и сто девяносто второго… (Он сказал это очень сурово, и я почувствовал вину перед занятыми молодыми людьми.) Но в общем ты был прав. Мы синтезировали ДНК по этой формуле, ввели в раствор и получили вот такие скопления клеток.

Стена осветилась изнутри. В ней, как в аквариуме, плавало несколько студенистых комочков.

— Увеличиваю температуру раствора до кипения, — сказал Унар.

Появились пузырьки, они лопались, жидкость в стене забурлила, помутилась…

— До трехсот градусов…

Раствор изменил цвет, стал светло-зеленым, начал темнеть. Изменился и цвет живых комочков. Но они не распадались.

— До пятисот градусов…

Раствор стал оранжевым. В такой же цвет окрасились и комочки.

— А теперь обработаем эти образования мощными энергетическими разрядами, — проговорил Унар. — Включаю рентгеновские установки, электрические поля, ускорители протонов…

Никакая живая ткань не смогла бы выдержать таких ударов. Но студенистые комочки ответили на потоки энергии образованием защитных энергетических оболочек и внутри них чувствовали себя превосходно.

Я подумал о том, какими могли бы быть ткани наших организмов, если бы в первобытном бульоне, где зарождалась жизнь, было чуть больше железа и меньше азота. А если бы цепочки ДНК случайно расположились вот так…

— Я покажу вам гигантскую бактерию, синтезированную на основе новой ДНК, — сказал Унар.

В стене появились извивающиеся гусеницы. Я подошел поближе, чтобы лучше их рассмотреть. Тела этих экспериментальных моделей были созданы так, чтобы видеть все процессы, происходящие в них.

— Эти модели можно уничтожить лишь потоками энергии Кейля…

Я бросил взгляд на Унара. Он не помнил того, что помнил я. Для него тут нет ничего, кроме опыта. А я вот думаю, что, пожалуй, хорошо, когда наука не очень обгоняет социальные отношения. Я не могу не содрогнуться при мысли о том, что случилось бы с человечеством, выведи ученые таких бактерий во времена, когда люди убивали друг друга…

Но почему я подумал об этом? Ведь не было никакого повода. Вокруг — ровесники по новому времени, в котором прошлое никогда не воскреснет.

Голос Унара отвлек меня от размышлений:

— А теперь посмотрите на синтезированного зверька № 7 со шкуркой из новой ткани.

Она светилась разными оттенками, переливалась, мерцала — могучая защитная оболочка. Если бы природа обладала разумом и, хорошенько подумав, создала кожу человека из такой ткани, то…

Будто кто-то повернул выключатель в моем мозгу, и мысль погасла. Я растерянно смотрел на человека, стоящего рядом со мной, и никак не мог вспомнить, о чем только что думал. Лишь спустя несколько минут вздохнул с облегчением, вспомнив: я думал о том, что было бы с нами, обладай природа человеческим разумом?