Сергей Абрамов - Ряд волшебных изменений милого лица

— Ты тогда другим был.

И это ложь! Когда они с Натальей познакомились, он уже учился в театральном, уже премьерствовал в учебном театре, и Наталью-то он брал в основном то Чацким, то князем Мышкиным, то физиком Электроном из модной пьесы — не впрямую, конечно, а в собственной интерпретации, не буквой роли, но духом её, дыханием, тем таинственным и властным флёром, который окружает любого классического героя.

Стасик очень хотел быть классическим героем, и у него получилось.

И теперь он обозлился по-настоящему: и на жену и на дочь. Да, он вправе называть себя тираном, занудой, домашним склочником, Актёром Актерычем, но они-то пусть помалкивают, не поддакивают ему с серьёзным и трагическим видом, а возражают утешительно: мол, преувеличиваешь, старичок, излишне самобичуешься, эдак некрасивые рубцы на красивом здоровом теле останутся и красивый здоровый дух заметно поослабнет…

— Вздор! — посему и заорал Стасик, порывисто убегая из кухни в спальню; время уже вовсю подпирало: пора, брат, пора… — Чушь собачья! Не был я другим! И не буду! Поздно! Поняла? Хочешь — живи с таким, не хочешь — гуляй по буфету. Арривидерчи, Рома! — Этими «буфетами» и итальянскими крылатыми словами Стасик, хитрый дипломат, Талейран доморощенный, снижал ситуацию. Орать орал, злиться злился, но контролировал ход ссоры, думал о последствиях.

И параллельно поспевал одеваться: мокасины, джинсы, рубаху — импортную кожу для выставок и вывесок.

— Всё! К чёрту! А этой дуре передай, что она дура! Хочет замуж — скатертью дорожка!..

И хлопнул дверью.

Не слишком сильно, не чересчур.

И вот сейчас, жарким сентябрьским вечером, катясь мимо роддома номер один, где некогда явилось на свет прелестное создание по имени Ксения, ручки с перевязочками, ножки пухленькие, глазки мамины, носик папин, в кого только выросла — о дочь моя, ты вновь меня порочишь! откуда цитатка?.. — постояв на светофоре у Электрозаводского моста и нырнув в узкую и почти безмашинную трубу Яузской набережной, двигаясь по ней с дозволенной скоростью сорок км в час, Стасик с грустью думал, что в его отлаженной, как дорогие швейцарские часы «Роллекс», жизни происходят какие-то не предусмотренные им самим сбои, слишком большую силу забрали предлагаемые обстоятельства, давят со всех сторон, загоняют в угол бедного актёра.

А он и вправду бедный.

Бе-едный, говорит Кошка, тянет слово с «жалистной» интонацией, отчего и впрямь начинаешь чувствовать себя несчастным сиротинкой, но не брошенным, не брошенным, поскольку есть кому пожалеть.

Впрочем, Кошка в последнее время подраспустилась, тоже всё с претензиями лезет, то ей не то, это ей не это. Слишком распотакался…

Но почему, почему, почему — миллион, миллион, миллион почему — им все недовольны? Прикинем плюсы. Хорош собой, здоровьем крепок — это не для Ксюхи с Натальей, им до лампочки, это для Кошки. Но ещё — всегда спокоен, лёгок в общении, терпим к бытовым катаклизмам, если они в пределах нормы. А кто её установил? Он, Стасик, её и установил. Кого она не устраивает? Отзовитесь, горнисты!.. И со всех сторон горнисты тут же дудят: обед невкусный — ты ворчишь, рубаха не выглажена — ты мерзко саркастичен, к тебе опаздывают на свидание минут на десять — выговор опоздавшей, по телефону долго говорят — не для этого его изобретали, в кино зовут, в ресторацию — ты устал, ты выжат, как цитрусовая кислятина… И т. д., и т. п., и пр., и др.

На взгляд Стасика, мелочи быта. Любящий человек должен пройти мимо и не заметить. Не капать на мозги. Не превращать жизнь в сослагательное наклонение: «Ах, если бы ты не…» Если бы ты не занудствовал. Если бы ты не придирался по пустякам. Если бы ты не врал. Если бы ты не кричал на всех почём зря…

А теперь новое: «Если бы ты не актёрствовал!..» Это актёру-то говорят!.. Выходит, быть самим собой? Занудой, придирой, вруном, крикуном? Опять с логикой накладка… Куда ни кинь — всюду клин, как написано в томе пословиц и поговорок, собранных В. И. Далем, в любимой книге Стасика Политова, которую он цитировал по всякому случаю, считая, что ничего нового изобретать не стоит, русский народ все афоризмы давно изобрёл.

И такой изобрёл: горбатого могила исправит. Мрачновато в смысле перспектив, но точно. Будет Стасик лежать в длинном красном ящике, утопая в цветах, будет улыбаться тихо и благостно, будет помалкивать, внимательно прислушиваясь к происходящему из горних высей, а все вокруг станут рыдать и органично выдавливать сквозь горловые спазмы красивые слова о том, что покойник, то есть Стасик, был кристальной души человек, что он за свою недолгую, но полную свершений жизнь мухи не обидел, что потеря для театральной общественности, для близких и родных невосполнимая.