Юрий Тупицын - Инопланетянин (сборник)

Робер подъехал к условленному месту встречи на стареньком «рено» неопределенного темного цвета. На этот раз он был один, что, как понял журналист, должно было свидетельствовать о доверии. После взаимных приветствий некоторое время ехали молча. Робер вел машину рискованно, ухитряясь выжимать из старушки приличную скорость, впритирку обгонял, «облизывал» попутные автомобили. Выведя машину на автостраду, идущую вдоль морского побережья, Робер, меняя скорость, проверил, нет ли за ним слежки, и повернулся к сидевшему рядом журналисту.

— Что-то вы давненько не давали знать о себе.

— Нечего сообщать, вот и не давал, — спокойно ответил Хойл.

Робер усмехнулся, а синие глаза были холодны.

— Положим, кое-какие успехи у вас есть. Мы знаем, в каком банке вы работаете, но с кем конкретно связаны, нам неизвестно. С кем?

Рене задумался.

— Нет, — решил он после паузы, — я не скажу вам этого.

Робер вскинул бровь.

— Это еще почему? — резко спросил он.

— Не хочу, чтобы вы испортили мне игру своим вмешательством, — Хойл был само хладнокровие. — Вы грубо работаете, а у меня иные методы: медленно, но верно я продвигаюсь к цели.

Теперь задумался Робер, оценивающе поглядывая на журналиста. Рене подумал, что хуже всего, если этот парень не имеет от своих шефов достаточных полномочий. Но его опасения не оправдались.

— Хорошо, — после долгой паузы проговорил Робер, — мы пока не будем вам мешать. Но не вздумайте водить нас за нос! Мы внимательно следим за вами. Вы у нас на крючке, и подсечь мы можем в любой момент.

— Напрасно пугаете, Робер.

— Я не пугаю, а информирую, для ясности. — Робер помолчал. — Может быть, стоит пощекотать секретаршу, мадам Соланж? К ней есть один ключик.

Хойл заинтересованно взглянул на собеседника:

— Это может пригодиться! Какой?

— Эта старая карга, которая на службе ведет себя как мать-настоятельница, на самом деле любит развлечься с молодыми людьми. И хорошо платит за услуги.

— Да не может быть!

— Очень даже может, плохо вы знаете бабье. — Робер опять засмеялся. Конечно, ее шефам ничего не известно. Пользуясь этим, и можно прижать мадам. А можно и иначе.

— Как?

Робер насмешливо взглянул на журналиста:

— Забраться к ней в постель!

— Да ну вас к черту!

— Эх, видно не хватала вас еще жизнь по-настоящему за горло. — Робер некоторое время ехал молча, хмуро глядя вперед. — Вильям Грейвс пользовался услугами этого банка?

Рене мысленно облегченно вздохнул: оказывается, террористы знали не так уж много.

— Именно это я и хочу установить.

— Верная мысль. Как только установите, немедленно сообщите нам. Прежний телефон забудьте, вот вам новый. Звоните из автомата. И помните мое предупреждение.

— Запомнил. — Посчитав, что наступил достаточно удобный момент, Рене добавил: — Только я не люблю играть втемную.

— В каком смысле?

— Вы знаете, кто я. Вы требуете от меня одно и другое. А кто вы? Мне вовсе не улыбается мысль влипнуть в дешевую уголовную историю!

Робер серьезно кивнул:

— Вас можно понять. — Он помолчал и жестко не сообщил, а уведомил: — Мы революционеры! Только не путайте нас с ожиревшими парламентариями, которые десятилетиями тараторят о революции и не могут решиться на настоящие дела. Мы люди действия!

— Всеобщая свобода, равенство и братство? Долой государство и да здравствует человек? — усмехнулся журналист.

Робер презрительно скривил губы.

— Равенство — это блеф, — жестко проговорил он, — люди не равны между собой по рождению: есть гении, а есть и дураки. Добрые дураки еще имеют право на существование, но кому нужны злые, распутные дураки?

— А злые гении?

— Гений — это гений, — в голосе Робера звучали назидательные нотки, он говорил явно с чужого голоса. — Он имеет право на существование, даже если морально — сущая паскуда, пусть живет и приносит пользу. Прежде чем строить светлое общество грядущего, надо очистить род человеческий от всякой погани и плесени, от тех, кто способен только жрать и плодиться, кто может превратить в хлев и бордель любой хрустальный дворец. И только потом чистыми святыми руками строить общество всеобщей свободы и братства!

— Вы не поклонник Адольфа Гитлера, Робер? — простодушно спросил журналист.

Менье рывком обернулся, его синие глаза сощурились, складка рта стала злой и хищной.

— Вы иностранец и не знаете меня, — выдохнул он, — поэтому я прощаю вам гнусное предположение. Гитлер — погань, сволочь и расист! Фашизм — мразь, изуверство, фашисты хотели превратить людей в скотов. А мы хотим освободить мир от скотов! И оставить на земле настоящих людей — белых, черных, желтых, красных, настоящих людей, независимо от их цвета кожи.