Геннадий Прашкевич - Русский струльдбруг (сборник)

– Как вас понять?

– Видите? На вашем столике лежат погребальные деньги, – объяснял мне Ли Хунчжи. – Кто-то сделал вам чудесный подарок. – Улыбаясь, Ли Хунчжи совсем не походил на штатного сотрудника службы Биобезопасности. – Большая честь заслужить такой подарок. Мы смертны, это не секрет. От такого подарка не отмахнешься.

– О чем вы? – все еще не понимал я.

– Я умру. Вы умрете, – вел свое Ли Хунчжи. – Вот когда такое случится, вам и понадобятся погребальные деньги. На первое время. Там ведь, понимаете, тоже придется устраиваться.

Одобрительно улыбаясь, Ли Хунчжи развернул вебер.

Перед нами, прямо в воздухе высветилась смутная туманная заводь.

Сырые камыши, сырой отчетливый запах гниения. У заиленного берега набегающей волной раскачивало распухшего утопленника.

– Смотрите! Этот струльдбруг просто в отличной форме! – Ли Хунчжи был в восторге. – Специальная служба наблюдает за утопленником уже более двадцати часов, а он делает вид, что не может даже пошевелиться.

– Зачем утопленнику шевелиться?

– А если это струльдбруг?

Кашель.

Бумажные фонарики.

Росписи под потолком и на красных стенах.

– Страх смерти можно превозмочь, часто показывая людям лица мертвых струльдбругов, – кивал Ли Хунчжи. – Струльдбруги вечны, но не бессмертны. Так называемое бессмертие – это из разряда естественных человеческих преувеличений. Сегодня струльдбруг вечен, а завтра сгорает в огне пылающего здания или лежит на заиленном берега. Простых людей такие слова бодрят.

Он всмотрелся:

– Очень страшное существо.

– А по-моему, ничего особенного.

– Вы просто не справляетесь с сущностями, Гао-ди. Вы размышляете, как типичный владелец швейцарской банковской карты. А я родился в чжунго, я вырос в чжунго. И ваша Фэй родилась в чжунго. И Сатин, и Королев. Мы все тут родились и тут выросли. И умрем, – подчеркивал он. – Нас знают, мы не внушаем подозрений. У нас нет детей, – добавлял он с особым значением. – А это существо – страшное, оно – чужак, – указал он на труп утопленника. – Откуда он мог приплыть? – Ли Хунчжи прищурился: – Сибирская автономия опирается на активных людей. Чтобы обезвредить такого вот страшного и опасного струльдбруга, операцию надо готовить задолго.

Я перевел взгляд на погребальные деньги:

– Что можно на них купить?

– Покой.

И, помолчав, Ли Хунчжи добавил:

– Погребальные деньги сжигают, провожая китайца в последний путь. Люди мечтают о покое. Они всегда мечтают о покое. Все знают, что настоящий покой нельзя купить, он приходит только сам. Но люди всегда мечтали о покое. Хотя никто еще не доказал, что там не будет болезни Керкстона…

«Дым сожженных тел поднимается так высоко, что даже самому Господу приходится привстать, чтобы увидеть эти полные надежд души…»

Я пересчитал бледные купюры.

– Их девять.

– Это знак.

– Какой еще знак?

– Вы неопытный человек. Смотрите.

Ли Хунчжи ткнул толстым пальцем в кожаную папку карты вин:

– Вот понятная схема. Несколько лиственниц, ресторан «Ду» и китайские кладбища по периметру. Целых четыре. Обратите внимание на номера кладбищ. Видите девятку? Вот же, вот.

И уставился на меня:

– Вы пойдете на кладбище?

– А это зачем? Зачем мне туда идти?

– Ваши неведомые друзья подают вам знак.

– Но у меня нет друзей в чжунго.

– Не имеет значения.

– Неужели мне надо идти на кладбище только потому, что кто-то подкинул на мой столик эти бледные бумажки?

– Это не бумажки, нет. Видите надпечатку? – с некоторым превосходством в голосе пояснил Ли Хунчжи. – Да, да, вот этот крошечный, почти незаметный иероглиф. Он читается как минтяо . Запомнили? Перевести можно как завтра . Видите, иероглиф завтра оттиснут на каждой купюре. Нет, нет, – понимающе усмехнулся он, – это не указание на день вашей возможной смерти. Живите, как можете. Жить по-другому – большая ошибка…

В год основания Сибирской автономии в доме мелкого чиновника Чжао Линя черная собака подняла голову и отчетливо произнесла, роняя слюну с длинных мокрых губ: «Люди теперь будут умирать часто».

Собака не ошиблась.

Я убедился в этом на кладбище.

Под бледным диском незаходящего Солнца неровно лежала плоская, поросшая редкими печальными лиственницами, равнина. Культ усопших не дал развиться в чжунго массовым крематориям. Бывшую тундру густо заселили вчерашние люди.