Дмитрий Колесов: Однажды в СССР. Повесть вторая: «Как верили в себя...»

— Мы охраняем границу, а внизу перевала дикая местность и есть бандиты националисты. Мы знаем про них и сожалеем, но ничего не можем сделать. Так как они вне нашей компетенции. Для решения этих вопросов есть высокое начальство в Пекине. Здравствуйте. Извините. Спасибо. Пожалуйста. До свидания. — Фактически пошли на… И весь разговор.

Ну, что же и мы поговорим по другому, по душам. На скалу мы забрались быстро и бесшумно, так же незаметно подняли вооружение. Позиции были нами оборудованы для длительного наблюдения и хорошо замаскированы, а мы со старшиной знали, что предстоит делать каждому из нас. Поэтому быстро изготовили оружие и разложили удобно гранатометы, выстрелы и винтовку. Ждать нам осталось недолго…

Я давно засек, когда минометные расчеты выходят на позиции для утренней стрельбы, прямо-таки немцы, а не китайцы. Это происходило за пятнадцать — десять минут до рассвета, когда их не могли наблюдать ни наши пограничники, ни наблюдатели с вертолета. Когда рассветало, они успевали отстреляться за десять-пятнадцать минут и потом прятались в укрытиях, успев замаскировать позиции минометов. Наших батальонных минометов калибра 82 мм, образца 43 года.

— Приготовились, — сказал я, нацелил свой гранатомет в сторону позиций китайцев, до которой от нас было не более 600 метров и выстрелил осветительной гранатой.

Через 10 секунд выстрелил гранатой со шрапнелью старшина, а затем опять я и тоже шрапнелью. Так же, поочередно, мы успели отстрелять осколочно-фугасные гранаты, когда нас с третьего выстрела почти накрыл миномет, открывший огонь с запасной позиции на самом перевале. Три миномета, на основной позиции, валялись перевернутыми с десятком убитых и раненных китайских солдат и теперь мне нужно было нейтрализовать китайцев на наблюдательных постах, иначе нам не дадут уйти живыми. Пока старшина скидывал гранатометы в пропасть, я успел обстрелять оба поста корректировщиков и заставил спрятаться в укрытия уцелевших. Один точно остался жив и все-таки сумел скорректировать огонь минометчиков, когда мы спустились с отвесной скалы и бежали к ближайшему естественному укрытию. Старшину ранило, и я взвалив его на спину продолжал рвать к глубокой расселине в скале.

— Слушай командир, — бубнил мне в ухо раненный Терещенко, которого я тащил на спине к ближайшему укрытию, — ты главное стой на своем, хунхузы открыли минометный огонь на поражение после того, как ты выстрелил из ракетницы в сторону контрольно-следовой, а дальше ничего не заметил, так как был занят спуском меня с вершины.

Ракету запустил, как же…

— Да шито это все белыми нитками, — ответил я старшине, когда мы спрятались в расселине, почти небольшом гроте, — и помолчи, я сейчас тебя перевяжу.

Но Терещенко меня уже не слышал, так как потерял сознание. Через час, после того как я выложил для наших постов наблюдения крест из своего исподнего, ко мне пробрался Колотилин с носилками, бойцами и фельдшером. Успели они вовремя, так как старшина был плох, у него засело несколько осколков в спине. Некоторые довольно глубоко.

Подполковник Мамсунов орал так, что заглушал рев взлетающего вертолета с погибшим Задорожным и раненным Терещенко:

— Ты бабушке своей рассказывай, что это был неспровоцированный огонь в ответ на твою ракету в сторону нашей КСП. Ты, шайтан тебя возьми, залез туда чтобы прикончить минометчиков на сопредельной стороне. Это… это… вакханалия, а не служба на границе. — разорялся Батя.

И я его понимал, дружба дружбой, а служба службой.

— Я не могу отменить твоего назначения командиром резервной заставы. Приказ уже подписан в округе, но и не могу покрыть твоего проступка. Будет работать комиссия по расследованию пограничного инцидента, пока от погранотряда. А ты будешь находиться под домашним арестом в штабе и не думай, что твои кунаки тебе помогут. Я лично прослежу, чтобы тебе влепили на полную катушку. — Нагонял на меня страху командир.

Хотя я знал, что он сделает для меня все возможное и даже больше. Так же, как и все офицеры погранотряда, сделают все для этого настоящего командира и пограничника. Стоящего перед сорокапятилетним рубежом подполковника, который никогда не будет полковником из-за своего неуступчивого и прямого характера. И это его, за глаза, молодые офицеры называли Полкан.

А я сделал, что должно и не жалел об этом, а посему будь, что будет. Главное, что жизнь старшины вне опасности.

— Потерял много крови, а так ранения не представляют опасности для жизни, — сказал хирург прибывший на вертолете из штаба отряда вместе с Батей, который обследовал теперь меня.