Питер Уоттс - Водоворот

Дежарден не мог в это поверить:

— Один микроб? Как такое вообще возможно?

— Во-первых, его ничто не ест. Клеточные стенки почти что неорганические, в основном там кучка сернистых соединений. Помнишь, я рассказывала тебе, как некоторые бактерии используют вывернутые аминокислоты, чтобы сделать себя несъедобными? А тут все в десять раз хуже — кто бы ни решил сожрать эту хрень, из-за минералов он даже не признает ее за еду.

Дежарден закусил нижнюю губу.

— Но погоди, еще не все, — продолжила Джовелла­нос. — Эта штука — настоящая черная дыра по усвоению серы. Не знаю, где Бетагемот научился таким трюкам, но он выкрадывает ее прямо из наших клеток. У него есть какой-то аналог листериолизина, который предохраняет серу от лизирования. А при таком раскладе прекращается перенос глюкозы, синтез протеинов, метаболизм липидов и углеводов — сука, он вообще все пускает под откос.

— Уж серы-то у нас в избытке, Элис.

— Ну да, сейчас ее полно. Мы даже газы ей пускаем, нам лень даже подсчитать рекомендованную ежедневную дозу. Но вот этот, как его, Бетагемот, ему сера нужна больше, чем нам. И он быстрее размножается, быстрее жует, и поверь мне, Кайфолом, через пару лет серы ста­нет не хватать, а эта дрянь оккупирует весь рынок.

— Да это просто... — Соломинка всплыла на поверхность разума, и Ахилл за нее ухватился: — Почему ты так уверена? С чего? Ты же думала, что у тебя даже данных для работы не хватает.

— Я ошибалась.

— Но... ты же говорила, нет фосфолипидов. Нет...

— У него нет этих веществ. И никогда не было.

— Что?

— Он простой, настолько простой, что, черт возьми, почти неуязвим. Нет двухслойных мембран, нет... — Джовелланос взмахнула руками, словно сдаваясь. — Да, я действительно думала, что они нахимичили с образцом, чтобы я не украла промышленные секреты. Может, даже отфильтровали какие-нибудь вещества, каким бы глупым это ни казалось. Корпы и тупее штуки выкидывают. Но я ошибалась. — Она нервно провела пальцами по волосам. — Все было на месте. Все. И знаешь, почему, как мне кажется, они все-таки нахимичили с образцом? Боялись того, что эта штука может выкинуть в первозданном виде.

— Блин. — Дежарден внимательно рассматривал бусины, вращавшиеся на экране. — Значит, мы или остановим эту хрень, или будем есть из циркуляторов Кальвина всю оставшуюся жизнь.

Глаза Джовелланос светились, словно кристаллы кварца.

— Ты так ничего и не понял.

— А что еще мы можем сделать? Если он подрежет всю биосферу на корню, если...

— Ты думаешь, дело в защите биосферы? — закричала она. — Думаешь, им не наплевать на гибель окружающей среды, если можно синтезировать себе путь из пропасти? Думаешь, они запустили такую процедуру зачистки, чтобы защитить дождевые леса?

Ахилл уставился на нее.

Джовелланос покачала головой:

— Кайфолом, эта штука может проникать прямо в наши клетки. Циркуляторы Кальвина — ерунда. Серные добавки не помогут. Ничего из того, что мы принимаем внутрь, до метаболизма пользы не приносит — и что бы мы ни съели, как только оно проникнет сквозь кле­точную мембрану... там уже Бетагемот, прямо в первых рядах. Нам уже повезло больше, чем мы того заслужи­ваем. Конечно, здесь он не столь эффективен, как в гипербарических условиях, но это значит лишь то, что местные могут побить его в девяноста девяти случаях из ста. И...

И кубики все катились и катились и в сотый раз приземлились прямо на берегу Орегона. Дежарден понимал расклад: при достаточных количествах микробы сами устанавливают правила. Теперь под солнцем появилось место, где Бетагемоту не нужно подстраиваться под чей-то еще мир. Он создавал свой собственный: триллионы микроскопических преобразователей уже работали в почве, меняя кислотный и электролитный баланс, лишая преимуществ местных жителей, столь прекрасно приспособленных к тому, как все развивалось раньше...

Перед Ахиллом разворачивались все катастрофы, которые он когда-либо видел, вместе взятые, очищенные, низведенные до голой сущности. Хаос разразился, и, возможно, его уже было нельзя остановить: маленькие пузыри вражеской территории станут разрастаться вдоль берега, потом на континенте, а затем по всей планете. В конце концов ситуация достигнет критической точки, кратковременного равновесия, представляющего интерес для теоретиков, когда пространство внутри и за пределами пузырей станет равным. А мгновение спустя Бетагемот вырвется наружу, превратится в новую норму, обступающую со всех сторон сужающиеся на глазах ниши какой-то иной, уже никому не нужной реальности.