Глаза Киры блеснули. Она обдумывала свой ответ.
— Глубокий вопрос, — сказала она. — Не знаю, насколько это важно, но я всё же полагаю, что Линкольн был прав. Впрочем, для целей нашего разговора — всё это лишь семантика. Альтруистическое поведение существует, оно вшито в наши гены. Является ли оно ещё одним аспектом эгоизма — это не относится к тому, что я хочу сказать.
Дэш приподнял брови.
— А именно?
— Я хочу сказать, что этот хрупкий баланс между конкурирующими полюсами социопатии и альтруизма может очень легко смещаться в ту или иную сторону. Признаю, некоторые люди рождаются с сильной генетической предрасположенностью к тому или иному, но большинство из нас балансируют на лезвии бритвы. Средний человек, который получает от других доброту и заботу, зачастую отвечает тем же. Тот же человек, получив лёгкий толчок в другую сторону, начнёт преследовать свои интересы даже за счёт других — и даже за счёт страданий своих же друзей и семьи. Для того, чтобы гарантировать существование человечества, чтобы стрелка весов слегка склонялась к альтруизму, человеческому разуму пришлось придумать религию.
— Придумать религию? — нахмурившись, переспросил Дэш.
— Именно. С тех пор появлялись тысячи разных религий. И сторонники каждой из них верят, что её основатели получили божественное откровение, а религиозная мифология всех прочих религий — бред. Почти все соглашаются с тем, что все прочие религии были придуманы, но не вот эта конкретная, с которой они родились.
Дэш решил не спорить.
— Продолжай, — сказал он.
— Большинство религий сходятся на том, что там, дальше, нас ждёт нечто большее, — продолжила Кира. — Что у людских страданий есть предназначение. Что после смерти нас ждёт некое продолжение существования. И всё это усиливает альтруистическую сторону человека. Почему бы не быть абсолютно эгоистичными теперь, когда для выживания нам, в сущности, не нужны кланы? Мы и в одиночку завалим мамонта. Ответ: потому что в следующей жизни нас ожидает награда или наказание.
Она помолчала, покачала головой.
— Но что, если бы ты абсолютно точно знал — когда ты умрёшь, на этом всё? Что после смерти нет никакой послежизни, абсолютно. Почему бы тогда не стать полностью эгоистичным? Если Бога нет, что тогда толку во всём? Ведь тогда нет ни хорошего, ни дурного, и остаётся только делать то, что сделает тебя счастливым. Жизнь так коротка — так почему бы не получить от неё максимум? И к чёрту всё остальное.
Лицо Дэша было задумчивым.
— Потому что даже если поверить в то, что никакой послежизни нет, альтруизм по-прежнему сидит в наших генах. В этом-то, по Линкольну, и соль: альтруизм даёт свою награду. Быть хорошими — от этого люди сами чувствуют себя хорошо.
— Отлично, — сказала Кира. — Это правда. Поэтому уверенность в том, что никакой послежизни нет, отнюдь не означает, что победу одержит чистая социопатия. Это не гарантировано. Но это определённо шаг в этом направлении.
Она помолчала.
— Кроме того, в нашем обществе есть законы. Поэтому даже придя к резонному заключению, что на самом деле ничто не имеет смысла, что добро и зло — понятия относительные, и вознамерившись стать абсолютным эгоистом, тебе придётся анализировать свои действия по шкале "награда-риск". Почему бы не украсть вон ту роскошную тачку, которая тебе так нравится? Одна из причин — если тебя поймают, ты сядешь. Есть риск того, что твой эгоистичный поступок приведёт к худшей жизни, чем поступок получше.
Дэш сощурил глаза.
— Если у тебя нет абсолютной власти, — отметил он.
Кира кивнула.
— В точку! Я не хочу прибегать к этому клише, его и без меня слишком часто используют. Но если ты не веришь в жизнь после смерти и можешь уйти от ответственности, делая всё что тебе захочется, социопатическое поведение станет всё более и более вероятным.
— Так вот в чём связь? — предположил Дэш. — В твоём улучшенном состоянии ты чувствуешь, что можешь делать всё, что захочешь?
— Именно. С интеллектом настолько продвинутым ты помимо своей воли чувствуешь своё превосходство, чувствуешь себя практически неуязвимым. И ты правда можешь уйти от ответственности почти за всё. И в то же время ты чётко осознаёшь суровую действительность. Бога нет. Жизни после смерти тоже нет.
Дэш воспринял в штыки это заявление.
— С чего вдруг улучшение разума автоматически превращает тебя в атеиста? — с вызовом спросил он.
— Изменения в архитектуре мозга превращает тебя в чисто интеллектуальное создание. Не остаётся места для веры — чего-то такого, что должно остаться, чтобы продолжать верить в Бога и жизнь после смерти.
Читать дальше