Владимир Щербаков - Болид над озером

— Что ты говоришь! Разве так уж много обитаемых планет в ближайшей окрестности?

— Я говорю не только о планетах. Разве ты не слышал, что во впадинах на дне Тихого океана жизнь существует иногда при температурах темно-красного каления? И это не только бактерии, но и моллюски и членистоногие. В вулканических разломах до сих пор образуются новые формы. И чего от них ждать, никто не знает. Об этом даже не задумываются. И генетический код оказался вовсе не универсальным. Но ведь это простой белок! Лишь чуть измененный ритмом температур и давлений. Здесь на Земле. А там?..

— Где там?..

— В горячих океанах планет-гигантов, обращающихся около звезд главной последовательности. В недрах полуостывших солнц…

— Неужели правда… и там есть жизнь?

— Да. У нас есть доказательства. Цепь жизни бесконечна в пространстве и времени. Она вечна, неуничтожима, как и вся материя. За миллиарды лег она совершенствовалась во всех направлениях — и создала, породила феномен разума, но зато породила и другое — способность отрицать его. Этой способностью она наделила изумительно стойкие соединения молекул и атомов, которые страшнее ржавчины, они-то и разрушают все на своем пути. Но отрицать разум могут лишь носители антиразума. Этот антиразум — тоже форма разума, как это ни парадоксально звучит. Он лишь борется с нашей формой, но борется по своим законам, познать которые мы не смогли. Не смогли. Но мы знаем, что за много лет Саисский астероид — позволь мне его так называть — потерял изрядную долю вещества. Он весь был источен, как будто червями. Ведь антиразум подобен плесени. Неведомая сила столкнула астероид с орбиты, и он упал на Землю. Случилась катастрофа, тебе известная.

— Не может быть!

— Это так. Атланты-кроманьонцы погибли. Совсем другие формы жизни могли бы восторжествовать после этого на опустошенной вашей планете. Но случилось второе чудо — человек устоял. Как это произошло, мы не знаем. Ведь планета погрузилась во тьму, в хаос — на многие десятилетия. Что было потом? Мы должны это узнать. Это важнее, чем ты можешь представить. У кроманьонцев — восточных атлантов нашлось противоядие, нашлось не известное нам оружие в борьбе за свое существование. Уцелели индейцы Америки. Проникшие на Землю носители антиразума были подавлены. Каким образом? Никто из нас не может пока ответить на подобные вопросы. Вот почему мы изучаем древние руины, первобытные тропы. Они нужны нам в неприкосновенности. Это мы вашими руками засыпали несколько пирамид и городов, чтобы оставить, сохранить их в неприкосновенности. От этого ведь зависит и ваше будущее. Если вы утратите те качества, которыми обладал кроманьонец с его поразительной стойкостью, силой, чувством ритма, интуицией, его художественным чутьем и умением, то более никто не остановит врага. Кто помогал кроманьонцам? Откуда они появились на Земле, да и на нашей планете тоже? Нет ответов. Нам трудно представить те трудности, которые они преодолели. Это выше нашего понимания. Пора оглянуться в прошлое, пристально всмотреться в него, увидеть многое из того, что прошло мимо нашего внимания. Не было ли у кроманьонцев союзников и покровителей там, в космосе? Ведь и эта сфера знания — для нас терра инкогнита.

— Терра инкогнита… — откликнулся я, и голос мой прозвучал так странно, для меня самого странно… Рута сказала все, даже то, чего я боялся — она сказала, откуда она сама… И ей было безразлично, верю ли я этому или нет. — Что у них там случилось?

— Ты можешь считать это фантазиями, но не исключено, что антиразум, не одолев кроманьонца сразу, лишь дал отсрочку. Он готовится к прыжку. Он точно рассчитал, что человек изменит мир и, изменив его, изменится сам. Тогда и то и другое станет его легкой добычей. Не подкрадывается ли он к нам с неожиданной стороны, оттуда, откуда никто не в состоянии предугадать нападения?

— Откуда же, Рута?

— Изнутри. Из наших собственных живых клеток. Не готовит ли он себе обитель в генах? Иначе как объяснить логику тех, кто отказывается говорить и думать о будущем? И это — тоже терра инкогнита.

— Терра инкогнита. Неизвестная земля. Это будущее, о котором некоторые не хотят думать, принося его в жертву сиюминутности.

В этот день я услышал об экспедиции Хуана Беррона.

— Это аргентинец, — сказала она спокойно, — живет в Париже, там же вышла его книга о поисках Перси Гаррисона Фосетта. В предисловии к ней Хуан Беррон писал, что поиски пропавшей в 1925 году в дебрях Амазонки группы Фосетта были лишь предлогом, главной же целью экспедиции следует считать съемку экзотического фильма. Следует считать… — Она откинула голову так, что блестящие бусины ее зрачков сузились от света, она пристально посмотрела на меня, словно ждала моего мнения.