Андрей Столяров - Я - Мышиный король

Меня бросило в жар.

А без усилий перекрывая и скрипение, и пошлепывание, точно боевая труба, возносился охрипший, налитый ненавистью голос Ценципера:

- Господа гвардейцы!.. - выкрикивал он. - Смирна-а-а! Перед нами поставлена очередная задача!.. Для спасения Отечества!.. На одоление супостатов!.. Левое плечо вперед! Шаго-ом... марш!..

При этом Ценципер бухал кулаком по столу - так, что, как живая, подпрыгивала посуда.

Во всяком случае, один стакан покатился.

- Уймись!.. - на секунду прерывая постанывания, сказала Мальвина.

- Гвардейцы!.. Вперед!..

- Уймись!..

- Мальвиночка, это несправедливо!..

В общем, продолжалась такая разноголосица, по-видимому, секунд десять или пятнадцать, время для меня тянулось невыносимо, а затем Директор, вдруг как-то крякнувший и облегченно вздохнувший, неожиданно произнес очень ясным, красивым, ораторским голосом:

- Па-а-апрошу минутку внимания... Дорогие друзья!..

- Господи боже ты мой!.. - сейчас же обреченно сказала Мальвина.

- Извините, Мальвина Ивановна, но к вам это тоже относится...

- Издевательство!..

- Я прошу вас, Мальчина Ивановна!..

- Мы же не на собрании!..

Судя по мелькнувшим рукам, Мальвина схватилась за голову. Поразительное отчаяние прозвучало в ее словах. Тут же к ней подскочил Дуремар, и, по-видимому, нежно обнял, приговаривая:

- Мальвиночка, радость моя!..

- Пошел ты к черту!..

- А вот - не пойду, не пойду...

- Да отвяжись ты!..

А Ценципер опять проревел - с казарменным низким надрывом:

- Рота!.. Слушай мою команду!.. Наизготовку!..

Но Директора такой кавардак, кажется, нисколько не обеспокоил.

- Дорогие товарищи и друзья! - с достоинством сказал он. - Пользуясь тем кратким временем, которое мне предоставлено, я хотел бы напомнить вам об очень важных вещах, упускаемых нами, порою, в суете повседневности. Я хотел бы напомнить о долге и о служении. Я хотел бы напомнить о верности и любви. Я хотел бы напомнить о тех добровольных обязанностях, которые мы на себя принимаем. Дорогие друзья!.. Все мы люди, и у всех нас, конечно, имеются свои достоинства и недостатки. Всем нам свойственно ошибаться, и, наверное, свойственно иногда проявлять нетерпимость друг к другу. Но ведь разве этого ждет от нас данный этап Процветания? Разве общество, ныне обогатившееся сотнями новых сограждан, не взирает на наши раздоры с обидой и сожалением? Наконец, разве те возвышенные отношения, отношения дружбы и взаимной любви, что связали и господина Мэра и нашего Великого Покровителя, не являются для нас почти каждодневным примером? Я бы взял на себя смелость сказать: примером, зовущим и облагораживающим... Дорогие друзья!.. Мы собрались сегодня не для взаимных раздоров и оскорблений, не для резких упреков и мелких обид, особенно тягостных между нами. Нет! Нами двигала более высокая, если можно так выразиться, одухотворенная цель!... Друзья!..

Директор остановился, вероятно, чтобы набрать в себе в грудь побольше воздуха. Сквозь распахнутую половинку дверей я отчетливо видел его крепкую белую руку, обхватившую граненый стакан, в котором что-то плескалось. Рука эта делала энергичные движения в такт словам и тогда, как будто задетые ею, огневые бутоны подсвечника начинали медленно колебаться, - безобразные тени скользили по стенам, и даже через коридор долетал запах расплавленного стеарина.

Уходили одна за другой минуты.

- Вот сволочь!.. - неожиданно сказала Мальвина.

А, по-моему, Дуремар икнул.

Не знаю, почему я решил, что именно этот момент наиболее благоприятен для бегства, я, наверное, был обманут ленивой расслабленной позой Абракадабра, который, казалось, утихомирился, но когда директор через секунду опять воскликнул: "Друзья"!.. - а затем разразился длиннейшим периодом, из которого следовало, что все здесь присутствующие любят и уважают друг друга, то я, даже сам от себя такого не ожидая, вероятно, непроизвольно, сделал маленький, как бы проверочный шаг по направлению к выходу.

А чтоб подкрепить это намерение, я состроил умильную рожу и, заглядывая в желтые вздрагивающие светильники Абракадабра, произнес очень тихим, фальшивым и сдавленным шепотом:

- Хороший песик, хороший...

Трудно было сказать, на что я рассчитывал, я, по-видимому интуитивно, рассчитывал хоть на какую-то благодарность, но расчеты мои были немедленно опрокинуты, потому что Абракадабр, который до этого, в общем-то, невозмутимо сидел, лишь пофыркивая и загораживая собою выход из ниши, после первого же моего движения заученно вскинулся и, подняв кверху зад с обрубком хвоста, гулко, как будто выстрелили из пушки, пролаял: