Андрей Столяров - Я - Мышиный король

- А Елены в нашем транспорте не было... Вот-те крест! И даже не упоминали ее ни разу...

Подтверждая, она, как припадочная, затрясла головой.

- Как это не упоминали?..

Клаус ринулся к соседнему грузовику, из которого женщины уже тоже полностью выгрузились и где Крокодил, находясь в самой гуще, резковато жестикулировал, убеждая, чтобы они немедленно разбегались.

- А куда?.. - равнодушно спрашивали его из толпы. - А вот завтра арестуют по ордеру и отправят в казармы...

- Не пойдем!..

- Проваливай, длинноносый, отсюда!..

Елены среди них тоже не было.

Он не знал, что ему теперь делать. Или, может быть, ее отправляют со следующим транспортом? Так ведь нет же, сведения были абсолютно надежные! И потом, насколько он понимает, этот следующий транспорт пока еще даже не собирали.

Что за дьявольщина?

Клаус остановился.

Возникало щемящее пронзительное предчувствие катастрофы.

Небо вдруг удивительно посветлело, и зазолотилось железо на башенке углового дома.

Видимо, поднималось солнце.

- Отходим, отходим!.. - размахивая винтовкой кричал Капрал.

Вдруг кто-то пронзительно взвизгнул.

И сразу же Крокодил, одним грубым движением вырвавшись из толпы, ухватил окаменевшего Клауса за плечо - будто металлическим клещами:

- Посмотрите в конец проспекта, ваше величество!..

Клаус стремительно обернулся.

Посверкивая на солнце хитином, покачивая ветвистым лесом рогов и даже сюда докатывая волны ужасного запаха, надвигалась из белесой дали проспекта сомкнутая орда насекомых, и два узких штандарта, сделанных, вероятно, из человеческой кожи, развевали свои змеиные жала - в нагретом трепещущем воздухе.

Прозвучало далекое и гнусавое пение боевого рожка.

Прохрипела команда.

- Клаусик!.. - пропищала вдруг Мымра, вцепившаяся ему в рукав. - Клаусик, я боюсь!.. Пожалуйста, давай убежим отсюда!..

Вырвав руку, он сделал растерянный шаг вперед, и проспект как будто раздвинулся, превращаясь в знакомую освещенную площадь, а ряды насекомых, напротив приблизились и теперь оказались на расстоянии метров в сто пятьдесят, или, может быть, меньше.

Стояли они плотными, торжественными, как на параде, шеренгами, в основном, жуки-носороги, закованные в двойную и тройную броню, причем копья рогов у них были уже опущены для атаки, а перед самими шеренгами, полуприсев, очень быстро и нервно царапали мостовую нетерпеливые короеды.

Вот рожок прозвучал еще раз, и они медленно тронулись через площадь - видимо, сдерживаясь на первых порах и, чтобы взять в окружение, разделяясь на два отряда.

Панцири у них были коричневые, с продольными ребрами.

А из синих нагрудников высовывались боевые шипы.

И такие же боевые шипы торчали из мощных затылков.

Все это - колыхалось.

- М-да... - сказал Крокодил, дышащий буквально над ухом. - Опоздали... Боюсь, что теперь нам - кранты, ваше величество...

Он неопределенно хмыкнул.

Грузовиков уже не было. Клаус не понимал, как это могло получиться, но не было уже и проспекта. Они в самом деле находились на площади, и карнизы домов, украшенные гирляндами, выглядели, будто на празднике.

Он вдруг догадался, в чем дело.

И не столько, наверное, догадался, сколько увидел все это как бы со стороны: рыхлый абрис макета, сделанный, наверное, из картона, крохотную забавную площадь, которую озаряли фонарики, и - фигурки уродцев, трое людей и собака, непонятно застывшие перед надвигающейся на них волной насекомых.

Один из миров, быстро подумал он. Выдуманный. Не настоящий.

Шеренги жуков приближались.

- Пора, - сказал кто-то.

Может быть, Крокодил, а, может быть, и Капрал, стоящий по правую руку.

С ними обоими произошли разительные изменения: провалилась кожа на лицах, а одежда превратилась в истлевшие чуть живые лохмотья.

И, как пакля, лежали на черепах спрессованные плоские волосы.

- Прощайте, ваше величество...

Абракадабр гулко тявкнул.

Клаус вытащил меч, врученный ему Аделаидой. Меч был не волшебный, блистающий, а - выпиленный из фанеры. Ясно различалась клееность на сточенном лезвии, а весьма ненадежная ручка была обмотана изолентой.

Впрочем, он и не удивился. Потому что он ожидал чего-то подобного. И, подняв этот фанерный меч обеими руками над головой, словно веря, что он настоящий, зашагал навстречу хитиновой непобедимой армаде.

Все быстрее, быстрее, а затем - побежал.

Сердце у него громко стучало, воздух, как будто раскалившись от солнца, горел в груди, и, не сдерживаясь, он изо всех сил закричал: