Андрей Столяров - Маленький серый ослик

- Нет у меня возражений, - повторил он.

Машина замедлила ход, проскочила ворота, где на неё внимательно посмотрели солдаты в военной форме, и, чрезвычайно изящно, с каким-то отточенным мастерством описав кривую вокруг нескольких древних зданий, остановилась у широкого каменного торца, в циклопической кладке которого довольно странно выделялась современная казенная дверь.

- Приехали, - сказал шофер.

Эти слова как бы послужили сигналом. Все сразу ожили. И прежде всего министр, который, словно внезапно очнувшись, завертелся по сторонам, видимо, соображая - где он и что, а потом, требовательно поглядев на Манаева, сказал с непререкаемой начальственной прямотой:

- Ну что, Константин? Давай - на ход ноги... - А когда приняли по пятьдесят грамм из бутылки, заначенной Манаевым у директора, то опять отдулся и, вернув шоферу алюминиевый стаканчик, вынутый из бардачка, четко, тяжеловесно подвел итог:

- Вот теперь, по-моему, можно двигаться...

Все лицо его вдруг заполыхало от прилива крови.

- Мокей Иванович!.. - извиваясь на переднем сиденье, простонал референт.

Но министр только с досадой махнул рукой:

- Помолчи немного, Павлуша! Надоел! Что ты, понимаешь ли, мне все время указываешь? Мне, понимаешь ли, не надо все время указывать. Я, понимаешь ли, и сам могу указать!.. - Он в упор посмотрел на полинявшего от неожиданной выволочки референта и, как будто нащупывая что-то невидимое, пошевелил в воздухе тупыми мясистыми пальцами. - Дай-ка тут это... Ну - сам знаешь, чего...

Референт сейчас же выщелкнул ему на ладонь крупную зеленоватую капсулу в поблескивающей оболочке, министр проглотил её и некоторое время сидел, точно прислушиваясь. Потыкал в Манаева своей лопатообразной ладонью:

- И ему - тоже... Не бойся, Константин. Это, понимаешь ли, от запаха. Чтобы запаха, понимаешь ли, не было... Японская, понимаешь ли, штучка... Давай, не робей!..

- Последняя упаковка, Мокей Иванович!.. - плачущим голосом сказал референт.

Министр покряхтел.

- Ох, жадноват ты, Павлуша. А ведь сорока ещё нет... Жадноват, жадноват... Не наша это психология... Ну - выпишу тебе командировку в Японию, съездишь - привезешь пару ящиков. - Он ещё покряхтел, собираясь с силами. И довольно-таки энергично потряс рукой. - Все! Пора за работу!..

Манаев с трудом проглотил капсулу. Последние пятьдесят грамм колом стояли у него в горле. Вероятно, они были лишними. Разумеется, они были лишними. Он даже испугался, что кол этот сейчас вырвется из него наружу. Но, к счастью, ничего подобного не произошло. Потому что когда он судорожно, против воли, сглотнул, то деревянная напряженность внутри вдруг ослабла: как-то осела, подтаяла, расползлась - теплая радостная волна прошла по телу. Появилось второе дыхание. Мир распался на фрагменты.

- Вперед! - сиплым басом сказал министр.

Кое-как они выкарабкались из машины. Причем, министр, распрямляясь, ощутимо пошатнулся, и Манаев поддержал его, схватив под локоть. Референт не успел поддержать, а Манаев - успел. И министр покивал ему весьма благосклонно.

- Молодец, - снисходительно сказал он. - Я вижу, что исправляешься, Павлуша...

И не дав Манаеву объяснить, что он вовсе не Павлуша, властным движением отстранил его и, как солдат на параде, отбивая шаг, проследовал в огромный прохладный, отделанный розовым мрамором вестибюль, где из-за барьера, подтянутый до боевой готовности, сразу же вырос офицер с нарукавной повязкой и, отчетливо откозыряв, спросил - очень внятно, но почему-то вполголоса:

- Извините, пожалуйста. Вы к кому, товарищ?..

- Мне - назначено, - ответил министр гулким шепотом. И неопределенно потыкал указательным пальцем куда-то в сторону Манаева. - А это - со мной...

Ошеломленный референт пискнул, как мышь, необыкновенно засуетился, пытаясь втиснуться между Манаевым и министром, но то ли растерялся от неожиданности, то ли попросту не успел: офицер на секунду замер, напряженно всматриваясь, а затем ещё раз отчетливо откозырял:

- Товарищ Бочкин?

- Так точно!

- Проходите, пожалуйста, товарищ Бочкин!..

Манаев опомниться не успел, как оказался по другую сторону барьера. Он не знал, что ему делать. Он видел деревянную удаляющуюся спину министра, разумеется, и не подумавшего оглянуться, и одновременно, краем глаза мятущегося референта, который, стараясь не привлекать внимания, исполнял перед барьером какой-то сложный мучительный танец - приседая, протягивая беспомощные руки.

- Папочку, папочку возьмите!.. - рыдал он.