Андрей Столяров - Миллион зеркал

Вдруг осекся прислушиваясь.

Ясный рокот мотора выплывал из-за леса. На повороте показался самосвал, заляпанный грязью по самую кабину, и, громыхая железом в кузове, мощно устремился вперед. Скорость была километров восемьдесят.

– Сейчас его занесет – и прямо на нас, – замерев с сигаретой у рта, изумленно бледнея неподвижным лицом, прошептал Опольский.

У Гамалея начали расширяться угольные глаза. Климов зачем-то быстро-быстро ощупывал свои карманы.

– Тот самый, – щурясь, сказал он.

– Тот самый.

– Тот самый.

Все трое выпрямились, будто пронзенные, и Опольский застонал, раскачиваясь.

– Ничего не выйдет… Мы, как попугаи, повторяем одно и то же… Судьба… – замотал головой.

Тогда Гамалей поднялся и шагнул на шоссе.

– Куда ты?

– Пусти!

– С ума сошел!

– Говорю: пусти!

– Отпусти его, – спокойно сказал Климов. – Теперь каждый сам выбирает свою дорогу.

Опольский разжал судорожные пальцы. Он видел, как Гамалей, вытянув руки, точно слепой, пошел прямо наперерез громыхающему, неудержимо летящему самосвалу. Он не хотел этого видеть. Он до боли зажмурился. Поплыли фиолетовые пятна. Ужасный визг тормозов резанул уши. Даже не глядя, Опольский до мельчайших подробностей чувствовал, как шофер, мгновенно покрывшись лошадиным потом, пружиной разогнув тело, безумно жмет на педаль, как скользят в непогашенной скорости колена по мокрому асфальту, как трехтонную железную махину заносят и грузовик боком, туповатым крылом своим, сминает внезапно выросшую перед ним человеческую фигуру.

Коротко просипели шины. Все стихло. Падали звонкие костяные щелчки в глубине леса. Он открыл пластмассовые веки.

Гамалей стоял у кабины – целый, невредимый – и что-то втолковывал взбудораженному шоферу.

– Жив? – не веря, спросил Опольский.

– Конечно, жив, – сухо ответил Климов, поднял воротник плаща. – Все. Кажется, к дождю. Зеркало треснуло. Круг распался. Надо выбираться отсюда.

Он сунул руки в карманы и, небрежно кивнув, побрел прочь по сырому, светящемуся мутным блеском, холодному изгибающемуся шоссе.