Боб Шоу: Стой, кто идет?

— Почти с той самой минуты, как я родился, а уж с колыбели — точно, меня готовили к службе в Легионе. Отец никогда не говорил со мной ни о чем, кроме как о Легионе. Мать… — МАТЬ! — никогда не говорила со мной ни о чем другом! Жизнь моя была посвящена Легиону, и самое ужасное… что мне этого не хотелось. Я мечтал о другом.

Норман замолк и, судя по всему, погрузился в размышления о сыновней непочтительности.

Мирр был рад этому, потому что жжение в его мозгу усилилось и перед мысленным взором начали одна за другой возникать картины: дом в колониальном стиле с белыми колоннами; седовласый мужчина с суровым лицом, в безупречной форме генерала Космического Легиона; прелестная женщина, чья сдержанность была столь совершенна, что казалась враждебностью, и чья осанка ни в чем не уступала безукоризненной офицерской выправке ее мужа. Это были картины его собственного детства, и Мирр начал догадываться, почему памятевыводитель на призывном пункте выжег все его прошлое. Если вся его жизнь была пропитана традициями Космического Легиона, вина в предательстве семейной чести была равно всеобъемлющей. Каждый запечатленный в его памяти случай, каждая мельчайшая деталь детства были ключом к сущности преступления. Поэтому машина с электронной скрупулезностью изъяла все.

Одна тайна его жизни раскрылась, но вместо нее уже выросла другая.

— Да, Норман, не позавидуешь тебе… Конечно, с таким воспитанием можно презирать себя за самовольную отлучку, но зачем возвращаться в Легион рядовым? Тебе нет нужды избавляться от воспоминаний. Вернись в Легион, и ты уже не дезертир, тебе нечего волноваться! Это так просто!

— Просто! Он говорит! — Норман издал жутковатый смешок: казалось, это плачет сама его истерзанная душа.

— Разве не так?

— Если бы ты только знал!

— Ради всего святого! — Мирр из последних сил боролся с нетерпением, понимая, что находящегося в таком состоянии собеседника торопить опасно. — Расскажи мне, Норман!

— Беда в том, — ответил тот, возбужденно хватаясь за стакан, — что я не просто сбежал, я струсил и дезертировал в бою. Даже для генеральского сынка это — серьезное преступление.

— И вправду, — согласился Мирр. — Но все-таки наш… твой отец мог вмешаться…

Норман отрицательно покачал головой.

— Ты просто не понимаешь… от человека, не воспитанного в армейских традициях, я этого и не ожидал. Нет такого способа, которым можно было бы смыть это пятно с фамильного знамени. Но запомни, не репутация семьи тяготит меня, а чувство вины. Моей собственной, выбитой в мраморе и отполированной вины. Мне стыдно за то, как я дезертировал.

— Расскажи! — потребовал Мирр, игнорируя леденящие предчувствия.

— Не могу. Мне кажется, я вообще ни с кем не смогу об этом разговаривать.

На этот раз неподатливость Нормана вызвала у Мирра чувство скорее облегчения, чем раздражения.

— Ну ладно, ты дезертировал перед лицом врага. Что было потом?

— Мы сражались на Аспатрии… Бывал там?

Мирр сделал вид, что копается в памяти.

— Да, однажды мне, довелось провести там отпуск…

— Наверное, это было уже после того, как восстание кончилось… В мое время, в восемьдесят третьем, война еще шла, и во всеобщей неразберихе я ухитрился добраться до Пионер-сити. Конечно, военная полиция разыскивала меня, но убежище у меня было надежное. Жил я припеваючи, денег хватало, но потом появились какие-то непонятные существа, которых называли оскарами, и вот они-то и начали охотиться за мной. Приходилось когда-нибудь о них слышать?

Сердце Мирра сжало стальным обручем.

— Приходилось… Что им от тебя было нужно?

— А черт их разберет… Казалось, они просто знают, что я совершил преступление — лично я уверен, что они могут читать мысли. Вообще, это было что-то неописуемое: я наткнулся на них в темноте, и они вроде бы как заглянули мне прямо в душу… своими рубиновыми глазами.

— Говоришь, это было в восемьдесят третьем? — Мирр нахмурился, сопоставляя даты. — Сейчас — восемьдесят шестой… Ты не похож на человека, который три года скрывается от полиции!

— Я и не скрывался! — Норман загадочно улыбнулся. — Но объяснение настолько фантастично, что ты не поверишь!

— Поверю! Я всему поверю! Расскажи мне, Норман!

— Я просидел в своей комнатенке целый день, жутко проголодался и решил устроить себе праздник то ли в ресторане, то ли в ночном клубе под названием «Голубая лягушка». Все там невероятно дорого, но кормят вкусно… кроме рыбных блюд. Если ты когда-нибудь туда… случайно… попадешь, не заказывай омара!