Роберт Силверберг - Раз солдат, два солдат...

— Он там преспокойно бродит, и настроение у него, по-моему, хорошее. Как и должно философу.

— Писарро выглядел таким же философом, когда мы запустили его в камеру.

— Может, Писарро и был таким же философом, — сказал Таннер. — Подобные люди не будут паниковать, если окажутся в непонятном месте.

Скептицизм Ричардсона начинал действовать ему на нервы. Они как будто поменялись ролями: теперь Ричардсон не верил в возможности собственной программы, а Таннер толкал его к новым достижениям.

— У меня все еще есть сомнения, — бесцветным голосом сообщил Ричардсон. — Да, мы использовали новые параллакс-фильтры. Но, боюсь, столкнулись с той же проблемой, что и французы с Дон Кихотом. Да и у нас было нечто подобное при разработке Холмса, Моисея и Цезаря. Данные слишком загрязнены мифами и домыслами. В нашем Сократе столько же выдуманного, сколько и реального; а может, его личность вообще целиком выдумана. Платон мог нафантазировать о нем все, что угодно, — таким же образом Конан Дойл сотворил Холмса. И, боюсь, мы получим что-то вторичное, безжизненное, без малейшего проблеска самостоятельных мыслей, которые нам хотелось бы получить.

— Но новые фильтры…

— Возможно. Возможно…

Таннер упрямо мотнул головой:

— Холмс и Дон Кихот — полностью выдуманные фигуры. Они существуют только в одном измерении, созданном авторами. Можно пробиться сквозь искажения и фантазии, внесенные через какое-то время читателями и комментаторами, но под ними обнаружится только вымышленный персонаж. Платон мог, по каким-то своим соображениям, многое о Сократе придумать — но и оставить многое от реального Сократа. Сократ-то на самом деле жил! Активно участвовал в общественной жизни Афин пятого века. И упоминается в произведениях многих других современников, не только в диалогах Платона. Что и дает нам тот самый параллакс, на который ты надеешься, не правда ли? Мы в состоянии представить Сократа не только с точки зрения одного автора.

— Возможно, так оно и есть. А может, и не так. С Моисеем у нас ничего не вышло. Он тоже выдуманная фигура?

— Кто может сказать? Тебе пришлось руководствоваться только Библией. Ну и тоннами комментариев к ней, если они хоть чего-то стоят. Как видишь, не так уж и много.

— А Цезарь? Ты же не скажешь, что никакого Цезаря на свете не было. Но то, что мы знаем о нем, несомненно, забито всякими выдумками. Когда мы его сотворили, у нас вышла карикатура, да и только. И думаю, помнишь, как быстро вся его речь скатилась к абсолютной тарабарщине.

— Это ничего не значит, — возразил Таннер. — Цезарь был одной из первых моделей. Сейчас ты гораздо больше знаешь о том, что делаешь. Думаю, с Сократом все пойдет как надо.

Таннер решил, что устойчивый пессимизм Ричардсона служит тому защитой, созданной, чтобы отгородиться от возможной новой неудачи. В конце концов, не Ричардсон выбирал Сократа. Кроме того, от впервые использовал параллакс — последнее новшество в программе создания моделей.

Таннер взглянул на него. Ричардсон молчал.

— Давай, действуй, — сказал Таннер. — Вводи Писарро и дай им пообщаться. Тогда и поймем, что за Сократ у тебя получился.

Вдали снова завихрился воздух, и на перламутровом горизонте показалось маленькое темное пятнышко, словно какой-то изъян в ослепительной белизне.

«Еще один демон, — подумал Писарро. — А может, все тот же, американец, предпочитающий показывать только свою голову, без бороды и с короткими волосами».

Но когда демон приблизился, Писарро обнаружил, что это другой, невысокий и крепко сбитый, с широкими плечами и грудью. Незнакомец был почти лысым, но с бородой — густой и неухоженной. Выглядел он лет на шестьдесят — шестьдесят пять и внешность имел безобразную: глаза навыкате, приплюснутый нос с широкими ноздрями, а шея была так коротка, что непомерно большая голова росла, казалось, прямо из туловища. Вся его одежда состояла из тонкой рваной коричневой рубахи, а на ногах ничего не было.

— Эй ты, — позвал Писарро. — Ты! Демон! Ты тоже американец, демон?

— Извиняюсь. Ты сказал: «Афинянин»?

— Я сказал: «Американец». Тот, что был перед тобой. Ты тоже оттуда, демон? Из Америки?

Незнакомец пожал плечами:

— Нет. Думаю, не из Америки. Я из Афин. — В глазах демона мелькнули насмешка и любопытство.

— Грек? Ты — демон-грек?

— Я из Афин, — повторил безобразный старик. — Меня зовут Сократ, сын Софрониска. Я не знаю, кто такой грек, а потому вполне могу им оказаться. Но я так не думаю, разве что греком ты называешь жителя Афин.