Валерий Строкин - Я - Степан Разин

- Справлюсь, брат.

- Пиши мне обо всём.

- Напишу, брат.

Обнялись, расцеловались...

Так и будет Фрол мотаться из Царицына в Кагальник и наоборот, пока...

Прости, брат, беру вину на себя, но видно, таков наш путь, другого не дано. Одного мы корня - Разины. Тебя повязали в Царицыне и доставили в Черкасск. Когда ты увидел и меня в плену, ты сломался - истаяла твоя надежда на волю и братову подмогу.

Бледный, перепуганный, ты отказывался от еды, не разговаривал ни со мной, ни с Корнилой. Я боялся, что ты тронешься рассудком. Если ты верил мне раньше, верь и теперь - нам вместе идти до последней черты. Верь мне Фрол, держись - мы свободные люди, мы казаки...

* * *

Фрол больше не кричал, только временами издавал тихие стоны. Бояре вспомнили про меня.

- Скоро государь прибудет. Поднять злодея на дыбу - пусть покается.

- Кнута ему! Кнут язык шевелит!

Идут помощники заплечного, но я поднимаюсь сам.

Вокруг скалятся, глядят с любопытством и злорадством боярские рожи. Долгорукого среди них нет - вышел.

- Ишь, глазами как зыркает - сразу видать, что вор!

- Хулитель веры православной - гореть тебе в аду!

- Кнута ему, кнутовича - чтоб шкура полезла! - засмеялся самый толстобрюхий боярин.

- Он живой нужен, чтобы вся Москва видела казнь Стеньки-Рзбойника, елейным голосом сказал зеленоглазый дьяк.

Палач осовбодил Фрола от дыбы и, бросив стонущее тело в угол на плаху, кивнул помощникам:

- Обдайте его водой - совсем слабый, ещё помрёт раньше времени.

Я остался без присмотра. Палач снял со стены кнут и принялся его разглядывать. Толстобрюхий боярин приблизился ко мне вплотную.

- Ну, Стенька Разин - скажи, как казаковал в Персии? Говорят, привёз несметные шаховы богатства - золото, каменья?! В Астрахани богатые подарки раздаривал воеводам?! Не молчи! Персидская княжна была у тебя в наложницах? Была?!

Его заплывшие салом глазки заблестели и хитро мне подмигнули.

Зря они забыли обо мне. С размаху я ударил боярина в лицо. Он взвыл, закрывая руками разбитый нос, а я с рычанием схватил его за шею и стал душить:

- Хочешь знать, что было в Персии, пёс?!

Кулак палача с проклятиями опускается мне на темя.

- Сатана! Не углядел! - ревёт палач и оттаскивает меня в сторону.

Я смеюсь, потому что боярин бежит к лавке, плюхается на неё и быстро крестится - в его маленьких, красных глазёнках застыл страх. Сколько я навидался таких глаз, ждущих смерти. Русые усы и борода трясутся - боярин бормочет молитву.

- Что, толстобрюхий - не прошла охота слушать сказ про Персию и шахову дочку?

- Изыди, чёрт! - креститься боярин.

- Жаль, что ты мне раньше не попался - я бы тебя уважил, повесил бы на первой встречной осине!

Боярин вскакивает и бежит из пыточной.

Рядом стоит дьяк, ухмыляется и качает головой.

- Я бы и тебя, пучеглазый, в воду бросил!

Дьяк хмурится. Бояре после замешательства кричат:

- Кнута зверю! Кнута ему!

Кнут просвистел и впился в спину.

- Нет там ничего нового, приятель! - хриплю я палачу.

- Сказывай, вор, о разбое в Персии! - кричит дьяк и тычет в меня пальцем.

- Славно было в Персии! - кричу я, чувствуя треск рвущейся шкуры.

Я закрываю плотно глаза и стискиваю зубы...

- Персия, - шепчу я...

Кнут свистит и жжёт спину. Слышна тихая ругань палача:

- Эка, чёрт, кровяной - словно свинья!

- Это ты свинья! - моё сознание мутиться...

Я не слышу оживлённого говора бояр - я чую плеск тёплого Хвалынского моря. Ветер принёс сладкие и ароматные запахи садов. Перед глазами не тень палача, а загорелые спины казаков, скрип уключин, плеск вёсел и дружный вскрик:

- Нечай!

- Нечай!

Свист Ивана Черноярца, ближайшего друга и есаула.

- Батька - шаховы бусы!

Васька Кривой - не знающий страха казак, вскидывает вверх руку с саблей:

- Батька, веди вперёд - покажем им "Бисмиллахи рахмани рахим"!

- Рвусь к вам - вскоре свидимся, атаманы мои преданные: Ваня Черноярец, Серёжка Тарануха, Макеев Пётр, Серебряков... Слышите ли вы меня?

- Слышим, батько!

Персия...

* * *

В середине лета 1668 года мы внезапно объявились с моря в Кизылбашских владениях где-то между Дербентом и Шемахой. И началось... Славное времечко, славное! Меня окружали самые верные и преданные товарищи - друг сердечный Серёжка Кривой, красавец и балагур Иван Черноярец, рассудительный Фрол Минаев, умница Якушка Гаврилов, бражник-поп Василий... Не сгинули вы навечно запомнит вас Русь, и долго будут вас клясть толстобрюхие бояре, прислушивающиеся в ночи к разбойному свисту. Не отвернётся от вас и отец небесный - сколько невольников освободили мы из полона. Всё зачтётся. Думу думаю, что с тем шеститысячным отрядом не в Персию надо было идти, а сразу же на Астрахань, Царицын. Мы уже тогда могли встряхнуть всю Русь.