Мино Милани - Пульсирующий камень

— Несчастливое?

— Этот город построен наспех в конце прошлого века во времена великой каучуковой лихорадки. Знаешь, тут, в Южной Америке, с каучуком произошло то же самое, что в Калифорнии с золотом… Съехались добытчики со всего света, построили города с театрами, гостиницами, игорными домами… Несколько лет дела у всех процветали. Потом наступил кризис, цена на каучук упала, денег стало не хватать… Знаешь, как это бывает, Дег? Города опустели, и джунгли поглотили их. Теперь в Марагуа никто больше не живет, вернее, почти никто.

Дег, казалось, был разочарован. Он попытался улыбнуться:

— Но комиссар там все-таки остается до сих пор!

— Конечно! На месте города могут подняться непроходимые джунгли, но должность останется. Ну, подхвати-ка вещи и пойдем посмотрим, что это за каюта… А насчет комиссара, — добавил я, спускаясь по трапу, — то я очень рассчитываю на него… Обычно это надежные люди, которые хорошо знают джунгли и индейцев… Он может быть нам полезен.

Далеко в горах довольно долго шел дождь, и вода в реке была желтоватой, мутной, стремительной. Илистый, бурлящий поток нес ветки, кусты, пятна беловатой пены и даже целые деревья, с корнями вырванные из земли. Некоторое время, пока солнце поднималось на затянутое густым розоватым туманом небо, нам встречались лодки, спускавшиеся но вздувшейся, вышедшей далеко из берегов реке. А потом больше никто нам не попадался. И не слышно было ничего, кроме натужного шума двигателей и плеска воды у бортов.

Милях в двадцати от горы Фос джунгли замкнулись, зажали нас двумя непроницаемыми зелеными стенами. Река тут была шириной в три или четыре метра, но, вздувшись, она поглотила берета и, казалось, не имела границ. Деревья поднимались прямо из воды, и повсюду царил сладковатый запах гниющих растений и мясистых цветов… Иногда веял теплый ветер, и запахи чувствовались еще сильнее.

Теперь мы не видели больше никаких следов человека. Встречались лишь редкие хижины серингейрос — сборщиков каучука — молчаливые и пустые, наверно, уже брошенные. Больше ничего. После первого дня плавания какое-то странное беспокойство ухватило нас своей потной рукой. Было такое ощущение, будто мы вошли в какой-то коридор, у которого нет конца. Из джунглей — когда старые машины, обессилев, останавливались и капитан начинал ругаться — доносилось неведомое могучее дыхание, и слышались громкие жалобные крики птиц, визгливые вопли обезьян и еще какие-то загадочные голоса, наверное, хищников, за которыми охотились, или, быть может, индейцев, наблюдавших за нами из зарослей.

Одиннадцать бесконечно долгих и тоскливых дней плавания все было хорошо, все было спокойно. Мы почти все время проводили на палубе, потому что жалкая каюта, в которую нас поместили, была полна насекомых, плесени и резкого зловония от гнилых водорослей. На палубе в тени заштопанного тента, защищавшего от безжалостного солнца, мы смотрели на берега, одинаковые в своей дикой и буйной растительности, читали либо играли в карты. Я делал кое-какие записи, Дег фотографировал. Мы не говорили о Стране Огромных Следов. И странно, — даже не думали о ней.

Редко слышны была голоса ветров, быстро и бесшумно проскальзывавших мимо нас. Индейцы молчали, сгрудившись на корме, а странный, похожий на обезьяну, капитан всячески старался избегать нас. Мне только однажды удалось остановить его. Я перегородил ему дорогу, когда он выходил из своей каюты, и спросил:

— Капитан, а гостиница в Марагуа есть?

В его маленьких глазках вспыхнуло подозрение я в то же время страх.

— Есть, — ответил он и сжал губы. Я спросил себя, чего он испугался.

— А комиссара мы там найдем? — поинтересовался я.

Он пристально посмотрел мне в глаза.

— Он всегда там, — тихо проговорил он, грубо отодвинул меня и направился в трюм.

Это произошло на двенадцатый день.

Я оставил Дега на палубе — он фотографировал водоплавающих птиц, нырявших за рыбами, — а сайг спустился в каюту. Мне хотелось заглянуть в одну книгу о вымерших животных, которую я нашел в редакционной библиотеке и захватил с собой. Я открыл свою большую дорожную сумку и замер от удивления. Колокольчики тревоги тотчас зазвенели в моей голове.

Я понял — и тотчас нашел тому подтверждение, — что чьи-то руки рылись в моих вещах. И тут же обрел полное спокойствие: по счастью, так бывает со мной всегда, когда замечаю опасность.

Я закрыл дверь, положил сумку на койку и начал неторопливо извлекать из нее все содержимое, в том числе и свой пистолет П-38, который был неразлучен со мной всю войну в Корее. Нет, вещи были на месте. Я взглянул на коробку с патронами. Все до единого патроны целы. Даже из конверта не пропало ни доллара. Все оказалось в полном порядке.