Мино Милани - Пульсирующий камень

— Но… но…

— Тише, Дег. Сейчас вытащу…

Он казался не больше карамельки, а весил не меньше килограмма. У меня вдруг возникло ощущение, будто я прикоснулся к какой-то тайне. Что же это могло быть? Если вы не понимаете назначения предмета, его суть и устройство… то он ведь все равно остается предметом? Или, может быть…

— Откуда это взялось тут? — спросил Дег, зачарованно глядя на неведомую диковину в моей руке.

— С неба свалилось… откуда же еще! — ответил я, и колокольчики зазвонили опять, напоминая мне об опасности. — Может быть, упал с какого-нибудь пролетавшего самолета… А может, оторвался от нашего… — я замолчал. Что-то подсказывало мне: нет, это не так. Тут подошел Эванс.

— Что это? — спросил он, взглянув на находку Дега, и нахмурился. — Что за чертовщина? — добавил он, когда я протянул ему свою ладонь. Он с неприязнью взглянул на непонятный предмет. — Дайте-ка… Черт возьми… какой тяжелый! Из какого же он металла? — Эванс посмотрел на меня. — Из какого?

— Если этого не знаете вы, Эванс, знаток техники…

— Нет, не знаю… — он вернул мне находку. — И меня эта штуковина нисколько не интересует, Купер, — продолжал он, одержимый своей идеей, — имейте в виду — не так-то легко будет убрать меня!

— Согласен, Эванс! Только никто и не пытается убрать вас.

— В таком случае вы…

Тут раздался возглас Финкля:

— Эванс! Подойдите, пожалуйста, сюда, прошу вас, Эванс!

— Проклятье! — выругался молодой человек и посмотрел на нас.

Я сказал:

— Идите. У нас еще хватит времени поговорить об этом!

Эванс бросил на меня осторожный взгляд и направился к большому камню, где были сложены ящики. Там Финкль с помощью Джея и Сильвии собирал свой прибор.

Я положил находку в карман и вместе с Дегом последовал за Эвансом. Самолет стоял недвижный и загадочный. Именно в этот момент за нами наблюдала Астрид.

Финкль извлек из ящиков нечто хрупкое и очень изящное: тоже что-то совершенно непонятное, но тут я, по крайней мере, знал или представлял себе назначение этого прибора. Удлиненные рычаги, маленькие коробочки, заполненные какими-то механизмами, нечто вроде микрофона с тончайшими — толщиной с волос — проводами, с отвинчивающимися ножками. Все это было сделано из стали, пластмассы и других материалов, мне хорошо знакомых. Это было сокровище Финкля, его изобретение. Я даже растрогался, увидев, как лицо его светилось от счастья — точно у ребенка.

— Похоже, он цел, господин Купер… И сейчас я его полностью соберу… Да, да. Цел!

Я подумал, слава Богу, что не только деньги заставляют людей забыть о чистилище…

Прибор Финкля — этот необыкновенный регистратор сокращений сердечной мышцы, который по замыслу изобретателя должен был спасать человеческие жизни, в собранном виде показался мне весьма незамысловатым. Даже, пожалуй, слишком простым. С помощью Эванса и Сильвии инженер собрал его меньше чем за полчаса. К тому же он был очень легкий и его без труда можно было переносить с места на место. Держался он на треноге с тонкими резиновыми колесиками. Можно было повесить его и на плечо. Финкль с гордостью и волнением сообщил мне, что прибор весит не более десяти килограммов.

— Все миниатюризовано до предела, господин Купер, — он показывал мне то одну, то другую деталь, пустившись в длинное объяснение со множеством технических и научных терминов, которые я, конечно, не в состоянии был понять в полной мере. Финкль постарался растолковать мне, на чем основан принцип, вдохновивший его, рассказал о камере с абсолютным вакуумом, о капсуле, наполненной ртутью, — все подробно и обстоятельно. И в конце концов разъяснил, что прибор фиксирует электрические импульсы как обычный кардиограф, но потом преобразовывает их в звуковые и световые сигналы.

— Вот, представляете, господин Купер, если бы мы добрались, до Тиатаки… — Он метнул полный горечи и сожаления взгляд в сторону самолета. — Представляете, мы бы поместили этот прибор в развалины дома… и если под ним еще кто-то был жив, даже в нескольких метрах… кто-то, в ком хотя бы чуть-чуть, едва-едва теплилась бы жизнь, хотя бы совсем слабо, но еще билось сердце, мой прибор сразу же отметил бы это. И мы могли бы тогда спасти человека. Вы убедились теперь, — продолжал он, как бы извиняясь, — что это вовсе не шпион. А если он и шпионит, то делает это во благо.

— Не придавайте значения всему, что я говорил тогда в редакции, инженер, — возразил я. — Это было… сказано только потому, что мне не хотелось никуда ехать.