Мино Милани - Пульсирующий камень

— Не очень-то тут весело, а, Мартин? — пробормотал Дег, почесывая затылок. — Можно было бы сделать неплохие снимки, будь хоть немного солнца.

В это время прогремел выстрел.

Мы все устремили взгляд на самолет.

— Что это? — спросила Сильвия. Эванс обнял ее за плечи. Финкль обернулся ко мне с немым вопросом.

— Мисс Астрид перемолвилась со своими друзьями и расправилась с передатчиком. И сейчас явится… Вот и она!

Астрид возникла в дверях, спрыгнула на землю и, не торопясь, направилась к нам. Остановившись в нескольких шагах, ни на кого не глядя, она объявила:

— Придется потерпеть часов пятнадцать или двадцать. Может быть, сутки. И я исчезну.

— А мы? — воскликнула Сильвия. — О нас ты подумала?

— Я как раз и хотела сказать об этом, — резко ответила Астрид. — Обещаю прислать вам помощь, как только… буду… — Она замолчала и после небольшой паузы добавила: — Короче, я скажу, чтобы за вами прилетели. У меня есть координаты этого места.

Ветер стих, и над нами сомкнулась бесконечная тишина — такая обычно бывает ночью в часы усталости, ожидания. Мне казалось, никто не в силах нарушить ее. Но Финкль, не поднимая головы, проговорил:

— Мисс Астрид… Но как же вы могли? Как вы…

— Мне очень жаль, инженер. Но я уже давно ждала подходящего случая. Он появился, и я не могла упустить его. — Астрид говорила отрывисто, стоя перед нами с пистолетом дулом в землю.

— Удобный случай! О, я спрашиваю… я спрашиваю…

— И я могу ответить. Тем более, что вам стоит знать это. Вы слышали о тупамарос… и, наверное, не раз задавались вопросом, как же выглядят эти люди, которых народ называет чудовищами… Вот перед вами одно из них!

Астрид произнесла это решительно, гордо подняв голову. Голубой цвет ее куртки слегка подсвечивал ее лицо, отчего оно приобрело металлический оттенок. Она показалась мне нереальной и далекой, как звезда.

— Тупамарос!.. Ты, Астрид, тупамарос? — воскликнул Эванс. В его голосе звучали недоверие и презрение. — Выходит, такие люди, как ты, грабят… убивают… совершают…

— Да, именно такие люди, как я. Но тебе, Эванс, этого не понять. Никому из вас не понять! — почти крикнула Астрид. — Разве вам не безразлично, что происходит в Латинской Америке? Народы умирают от голода, тюрьмы забиты, людей арестовывают без всяких причин, осуждают без суда и следствия, убивают без приговора, а вам… Вам нет до этого никакого дела! Разве не так?

— К черту вас и все эти бредни про Латинскую Америку! — раздраженно заметил Джей.

Инженер Финкль недоуменно поднял голову:

— Но мы же прилетели сюда как раз для того, чтобы спасти тех, кто умирает… кто погибает, задохнувшись…

— Нет! Вы прилетели сюда для того, чтобы газета господина Купера могла распродать еще больше экземпляров! Только ради этого! — повторила Астрид и, должно быть, пожалела о своих словах, — я понял это, поймав ее растерянный взгляд, и спокойно возразил ей:

— «Монитор» — не благотворительная организация, если вы это имели в виду, и, можете не сомневаться, репортаж о всей этой истории, в которую вы нас втянули, принесет газете куда больше прибыли, чем рассказ о спасении потерпевших… Не обижайтесь, инженер…

Когда я говорил это, колокольчики тревоги тихо звякнули в моей голове. И вдруг я вспомнил о том, что… Вспомнил, что читал в газетах, слышал по радио, видел по телевизору. Я подумал: «Да, именно поэтому…» Но тут Финкль закричал:

— Ведь эти несчастные не выживут!

Астрид отступила на шаг:

— Очень жаль. Но когда сражаешься за идею, ничто не имеет значения. Ни своя собственная жизнь, ни чужая.

Инженер не сдавался. Дрожащим голосом он опять прокричал:

— Неправда! Нет ничего важнее человеческой жизни!.. И если вам захотелось отправиться в Боливию… или… или куда-нибудь еще, — отчего вы не поехали туда за свой счет? Кто вам мешал?. Почему?.

— Хватит! Хватит! — прервала Астрид. Она уже срывалась на крик, но голос ее слегка дрожал. — Хватит! — прокричала она и огромным усилием воли взяла себя в руки. — Мне очень жаль… Я должна была… сделать это. Пожалуйста… Это продлится недолго… Мои товарищи прибудут за мной, и вы будете свободны.

Она отошла на несколько шагов. Словно ощутила барьер ненависти, вставший между нею и нами, и если не испугалась, то во всяком случае ей стало не по себе. Я вдруг пожалел ее. Удача оказалась явно не на ее стороне. Или — это, пожалуй, более вероятно — она взяла на себя непосильную задачу. Она ошиблась и понимала свою оплошность. Я тоже знал это.