Михаил Емцев - Три кварка (сборник)

— Сильно, — хором ответили довольные гангстеры.

— Журналы читает, — разъяснил Ленивец.

— Какие журналы? — спросил Дик.

Светло улыбнувшись, доктор Трири сложил листы газеты и ласкающим движением опустил их на лакированный столик.

Он поднялся из низкого теплого кресла, сплел пальцы за спиной на манер сложного морского узла, поднял лицо к потолку и медленно закружился вокруг стола, на котором в струях кондиционированного воздуха точно живая шевелилась газета.

«Вот, оказывается, каким они меня увидели…

Проповедник наслаждения, апологет теории экстаза обладает, как пишут они, каучуковым позвоночником и бледным маленьким личиком. У него, пишут они, длинные, жирные, немытые волосы битлза, желтоватые белки глаз, хрустящие суставы и плохие манеры. Их охватило, как они пишут, ощущение несвежести, немытости, затхлости.

Они, оказывается, были шокированы его несовременностью. Это одеяние, эти духи из тех сортов, которыми сбрызгивают покойников. С примесью ладана. Пфуй! Фи! Фе…» Доктор Трири сложил губы трубочкой, выдохнул воздух и вновь светло улыбнулся.

«Таким увидели вы меня.

А я?

С ваших губ тогда еще не был стерт парафинистый жир бифштексов, которыми вы заправлялись перед тем, как втиснуться в толпу слушателей. В ваших глазах еще не отстоялась непрозрачная желтая взвесь опьянения. Ваши языки еще не слушались вас и лежали в ваших зловонных ртах тяжелые, сырые, словно вылепленные из теста. Но вы уже были готовы лгать, издеваться, извращать и разносить эту ложь по всему миру на полупрозрачных страницах своих газет. Мелкие, злые репортерские шавки. Ничтожные рабы ничтожных целей. Вам ли судить меня?

Мне ли внимать вашему бреду?»

Доктор Трири свернул газету трубкой и осторожно опустил ее в корзинку для бумаг.

«Статья лжива, но она ранит — что-то во мне затронуто, и оно требует немедленного успокоения. Уверенность не поколеблена, но равновесие слегка нарушено. Стрелка чуть дрогнула, это опасно. Где мое оружие? Где мои записи? Они мне помогут. Эскизы, которым, быть может, и не суждено стать картинами. Тезисы нереализованных трудов. Мечты, вплетенные в реальность. Кто знает. Грядет день, и тогда зазвучат колокола, в которые сейчас никто не верит.

Мы подождем, мы посмотрим. Но ждать мы будем, не сложа руки. Смотреть, не закрывая глаз…» Доктор опустился на колени, распахнул чемодан, извлек оттуда четыре толстые тетради в пластиковых переплетах.

«Один вид их уже успокаивает.

Почему? Ведь там нет ничего, кроме слов.

Но каждое из этих слов грозит взрывом».

Доктор Трири торопливо отвернул первые страницы тетради…

«Эпоха I. Отрицание.

Они были известны давно. Нити, связывающие их с древностью, протянулись через тысячелетия. У них не было первооткрывателяодиночки, честь и бесчестье их познания принадлежат всему человечеству. Они взращивались втайне, перерабатывались под секретом, распространялись со страхом, употреблялись с оглядкой, и только результаты их всегда становились явными. Древнегреческий город Меконе (город Мака), Персия, Лаос, Бирма, Индокитай.

Они влеклись за человечеством по кривым дорогам, словно тени. Имя им — наркотики. Еще в прошлом веке они казались ужасными и очаровательными, притягивали и отталкивали одновременно. Двадцатый век сдул с наркотиков романтическую пыль. Атрибут султанского дворца, Монте-Кристо и Овода стал прозаическим предметом научного исследования. Медики постепенно включили их в свой арсенал снотворных и обезболивающих средств. Химики взялись воспроизвести их в своих колбах.

Природу удалось повторить. Появились производные морфина и множество новых наркотических веществ.

Но все же долгое время главными оставались такие ветераны, как опиум, гашиш. Именно они наносили наиболее яростные удары по психике человека.

В годы общественного отчаяния или, наоборот, в редкие мгновения всеобщего самодовольства и сытости потребление наркотиков становилось эпидемией. Я не вкладываю глобальный смысл в эти слова. Я говорю только о тех, кто сильнее других ощущает дрожь общечеловеческих нервов. Люди прятались от действительности под плотными тентами забытья. Росла лавина сладких снов, росла груда оплатившего их золота.

Потом наступал спад, и приходило затишье. Пошлое, тусклое время равновесия. Годы спокойных солнц и безмятежных лун. Полки наркоманов редели. Оставались сильно разбавленные здравомыслящим человечеством одиночки, маньяки. Больные, жалкие люди, отбросы человечества, субъекты, достойные внимания врачей, ученых, но не социологов, политиков.