Борис Штерн - Кто там?

После этого громогласного недоумения корреспондент «Защиты животных от насекомых» подавился зеленой мухой, а эксперты из Диффузионно-гражданского колледжа окончательно все поняли. Хотя их и не любят за слабосилие, за то, что не сеют и не пашут, за то, что раз в году по праздникам красят скорлупу, за то, что вообще сильно умные, — у экспертов масса недостатков, — но следует отдать им должное: у них нет разделения на своих и чужаков и они всегда готовы признать любого Брата-по-Разуму, который способен хоть на школьной доске, хоть на крыше черного ящика, хоть на заборе, хоть на песке сделать пусть самое маленькое и пустое, но фундаментальное открытие (за что их тоже не принимают в Академию).

Итак, эксперты все уже поняли.

Знахарь Грубиан тоже все уже понял тонким срезом своей кольцевой структуры и от нехорошего предчувствия пошевелил затекшими корнями, а доктор Зодиак не знал, как незаметно избавиться от «Календаря Нечистой Силы», который здесь уже был совсем некстати.

Даже правительственная комиссия догадалась, к какой Неприкаянной Идее подвел их мальчик под монастырь; даже министр Окружающей Среды, у которого вечный насморк от протекающего масла, учуял, что ожидание нарастающего светопреставления достигло апогея и что не хватает последней малости, последнего, единственного слова, чтобы все полетело в тартарары… и что надо немедленно заткнуть мальчишке рот мокрой тряпкой, установить полную и безоговорочную тишину, на цыпочках выйти из шатра, бросить всю технику и военное снаряжение и драпать отсюда на все четыре стороны, потому что даже разрушительные коллапсирующие Джины Войны, описанные в «Календаре», в подметки не годились Тому, Кто Живет в Этом Омуте (о нем «Календарь» умалчивал).

Но было поздно: мальчик уже открыл рот, чтобы произнести последнее слово.

И произнес его.

— ДЕУС…

Пусть и боязливо, но Слово наконец-то было произнесено.

Хотя мальчишка числился еще в юных пионерах и в Бога не верил, но уравнения, стертые мокрой тряпкой, не вызывали никаких сомнений. Они объясняли природу Неприкаянной Идеи в тринадцатимерном омуте, а уравнениям он верил больше, чем себе, и так как относился к породе тех плохо воспитанных мальчиков, которые говорят то, что думают, то взял да и ляпнул боязливо одно из имен Божьих всуе.

В задачке спрашивается: почему боязливо? Почему бы, спрашивается, если уверен в своих уравнениях, не взойти смело на трибуну, не развесить графики и громко, ясно и коротко не сообщить о результатах своего открытия — мол, так и так, ухватил самого Бога за бороду, — а не тянуть всю ночь кота за хвост?

Да потому, наверное, и струхнул мальчишка, что свое открытие он сделал без всякой практической нужды уже давно — еще до того, как Бел Амор угодил в омут, а уравнения отослал в «Нейчур» еще в прошлом году, но там никто не удосужился проверить то, до чего не было никому никакой нужды…

(В самом деле, какая практическая нужда в этом "Д" и кому какое до него дело?…)

— …и поначалу уверенности в мальчишке было хоть отбавляй именно из-за того, что, малюя перед правительственной комиссией белых гусей на черном ящике, он уже не делал открытия, не искал решения, а играл, демонстрировал, «продавал» то, что давно открыл, но во что не верил…

Потому что в настоящем, подлинном богоискательстве что самое главное?

Найти и сидеть тихо, а не тащить своего Бога на улицу раздевать его там и комментировать — ведь фундаментальные открытия смело делаются лишь без дела на досуге, под яблоней, одной левой, на кончике пера, но когда доходит до дела, неглупый человек все-таки струхнет и протрубит отбой, как в свое время Галилей: "А вдруг все-таки она вертится? " Или Эйнштейн: "А вдруг все-таки она взорвется? "

Вот почему струхнул мальчишка в последний момент: а вдруг уравнения верны не только по науке? А вдруг за этой Неприкаянной Идеей, Которая Носится В Фокусе в самом деле кроется этакий библейский Демиург — хитрый, коварный, вспыльчивый, противоречивый и во-от с таким кривым радикалом, похожим на молнию?

Вот почему мальчишка струхнул в последний момент, а что тогда говорить о старших и умудренных опытом? Правильно говорят: пока гром не грянет, мужик не перекрестится. Да, все они насмерть перепугались (а ВРИО коменданта, например, патрули Охраны Среды нашли только на второй день в глубоком тылу в пятимерной проруби, куда он с трудом забился, прижимая к себе бутылку Кахетинского из «Арагви» и обалдевшую от счастья зеленую выдру с дамским бюстом и рыбьим хвостом, которая постоянно проживала там. "Пошла за хлебом, вернулась, а тут мужчина! " — объясняла она патрулю).