Ольга Онойко - Может каждый

— Готов, — сказал он вслух. — Джейд, давай.

…Фазу «пыльного мешка» удалось пройти за считанные секунды. Серый даже не вдохнул ни разу. Фиксировав позицию, он не забыл похвалить себя за техничность (хвалить себя ему тоже рекомендовала Джейд). Зрение фокусировалось. Он принюхался. Пахло деревенским лугом: согретым солнцем медовым разнотравьем и вроде бы немного навозом.

Солнце садилось. Кромка леса на горизонте стала совсем чёрной. На холмах золотились возделанные поля. Вид был до боли знакомый — словно из окна электрички в паре сотен километров от города. Серый стоял на вершине нераспаханного холма, среди некошеной травы, такой пышной, что она ложилась под собственной тяжестью. «Снова идол», — понял он и приободрился. Всё знакомо, всё отработано.

Донеслась протяжная, без слов, песня. Серый оглянулся. Белой вереницей поднимались на холм девушки в чистых рубахах. Какой-то миг было так светло и красиво, что защемило сердце, и Серый успел понадеяться: именно этого эмоционального наполнения от него ждут.

Песня разошлась на несколько голосов — диковатой, чуждой гармонией. Приближаясь к идолу, девушки снимали венки из колосьев и исполняли с ними движения танца. Они двигались плавно и медленно, кружились, кланялись и пели, пели… Когда алое солнце наполовину скрылось за лесом, девушки бросили венки к подножию идола и одна за другой стащили через головы свои рубахи.

Серый прикусил губу.

Девушки исполняли священный обряд. Никто не смел смотреть на них в это время, но всё равно им стыдно было плясать обнажёнными, и двигались они уже не так красиво, как раньше. Их подвижные шаровидные глаза подёрнулись плёнкой, миножьи круглые пасти сжались, а пластины на головах — уши, гребни, рога? — опустились вниз и неловко подрагивали. Жесты бескостных пальцев тоже выражали неловкость.

Хоровод остановился. Прервалась песня. Девушки подняли руки, их пальцы-щупальца раскрылись, будто цветки. То, что на их телах напоминало торчащие рёбра, оказалось чем-то вроде жаберных крышек, и крышки приподнялись. Показалось розоватое пульсирующее нутро, укрытое слизью.

Серого затошнило.

Шёл обряд плодородия. Девушки предлагали себя идолу. Танец был непристойным, они смущались, но верили искренне и старались как могли. Они надеялись вызвать в духе полей вожделение, чтобы грядущая жатва стала богатой и подарила деревне полные закрома. Деревня выбрала самых красивых девушек.

«Это нечестно!» — громко подумал Серый. На душе сделалось скверно. Он не знал, кто и зачем создал такое задание, и не думал, что его мнение кого-то интересует, но творилась жестокая несправедливость и он в ней участвовал.

Не вина танцовщиц, что они принадлежали к другому биологическому виду… роду… классу. Зрелище могло вызвать у нормального человека только отвращение, но это не была вина девушек! Что теперь станет с деревней и её полями, если на нежный призыв божество урожая ответило — так?

Серый разозлился. «Джейд! — беззвучно гаркнул он. — Кто-нибудь!» Какого хрена они вписали его в такое?! Надо спрыгивать с этого поезда. Что ещё от него потребуется? Торопливо он окинул взглядом танцующих и постарался вызвать в себе если не симпатию к ним, то хотя бы сочувствие. Вроде удалось…

В следующий миг задача закрылась.

Серый помотал головой и стукнул кулаком по дивану. Злость не отпускала. Он ударил пальцем по пробелу, монитор ноута засветился: работа выполнена, перечислены деньги.

— Собаки полосатые, — вслух сказал Серый. — Ну как так можно.

Он не чувствовал усталости, но был рассержен и взвинчен, и поэтому не хотел сразу приниматься за следующее задание. Вдруг сорвёт злость ещё на ком-нибудь неповинном…

Потерев лоб, он встал и поплёлся за чаем. Забыл, что дверь заперта, пару раз в недоумении дёрнул ручку, вернулся за ключом, с усилием прокрутил его в старом замке.

…Джейд стояла посреди офиса, скрестив руки под грудью, и смотрела с укоризной.

— Я, между прочим, за чаем шёл, — мрачно сказал ей Серый.

— Увидеть меня ты хотел сильнее.

— Можно отказаться от неэтичных заданий?

— Что ты называешь неэтичным?

— Вот это, что сейчас было.

— Исчерпывающе.

Серый шумно выдохнул.

— Я был впаян в идола, — сказал он. — И не просто отказал людям… нелюдям, меня ещё и тошнило от них в процессе. Что у них теперь, голод будет? Я не хочу так.

Джейд завела жёлтые глаза под потолок.

— Почему ты берёшь на себя ответственность за тех, кого видишь в первый и последний раз? За тех, кто вполне может быть иллюзией?