Александр Иванов - Остров Дронов 3. Ктида, или «Лёд в пламени» (СИ)

Смертельная Новая Звезда пройдёт ровно половину орбиты над той стороной планеты. Умерит свой пыл, сбросив избыточную энергию, и несколько сотен оборотов будет просто светить и греть. А затем тихо-мирно потухнет. Для западной половины планеты это уже не будет иметь никакого значения. Для нас же это будет означать жизнь — льды растают и холод уйдёт. Таким должен был быть наш ответ.

Очевидно, враг что-то почуял, или быть может, в нашей среде отыскался ещё один Иуда, уже неважно, но по предполагаемому месту нахождения седьмой Пушки был нанесён сумасшедший ракетно-лазерный удар орбитальной группировки. И Пушка не отреагировала на команду «огонь!»

И тогда послали нас. Белых и пушистых.

Звёзды стали ярче и замерцали сильнее — мороз усилился. Но нам мороз не страшен — наши скафандры ему не по зубам. Пока в аккумуляторах есть энергия. Нам страшны только плывущие в небесах следящие и стреляющие звёзды. Те, которые ещё не сбиты. Теоретически враги могут вычислить нас на стылом фоне замерзающей земли. Но это лишь теоретически. Практически же, чтобы нас смогли засечь, нам необходимо себя как-то проявить. Явно выделиться на бесконечном, безлюдном и безликом просторе льда и снега. Например, открыть стрельбу из лазерного пистолета. Как вчера. Но я не собираюсь этого делать. Стрелять из пистолета. Среди нас нет больше Иуд. И уже никогда не будет.

Коротко и точно я бью Дэна ножом в сердце. Как учили — точно и коротко. Он даже не пошевельнулся. Только кротко вздохнул. Прости, Дэн. Прости, добрый друг. Я не могу оставить иудам даже мизерный шанс на удачу. Ты не станешь предателем своей земли и новым препятствием на пути возрождения жизни. Даже если никогда об этом и не помышлял…

* Я белый и пушистый. Как котёнок…

…не могу разобраться в сгоревшей схеме управления запуском резервного генератора. Время вышло. Не до конца накачанный энергией спутник-Сфера не может существовать дольше трёх дней в таком неустойчивом состоянии. Всего три дня и он бессмысленно распадётся. И они сейчас истекают эти три дня.

Я вынимаю аккумулятор из своего замечательного скафандра и подключаю напрямую в силовую цепь запуска…

И Пушка оживает. Она у нас прелесть и умничка. Она сама знает, что следует делать. Ей не нужны никакие дополнительные команды. Кроме той, что поступила три дня тому назад. Надо только выждать недолгое время, когда Сфера окажется в зоне её ответственности…

Через пролом в стене командного блока я выбираюсь наружу. Там все ещё ночь, тишина и летящие звёзды. И немыслимый холод. Но я знаю, верю, что скоро и сюда придут свет и тепло. Я медленно ложусь на чистый снег и начинаю считать вспыхивающие звёзды. Одна… две… три… Вилла на море, Иуда, хороша, когда она есть для всех. А не только для предателей. И словно в поддержку моих мыслей на чёрных небесах разом вспыхивают мириады сияющих звёзд…

— Мы белые и пушистые, — шепчу я…

И холодный сон смыкает мои глаза. И я уже не вижу, как щёки мои покрывает иней. Белый и пушистый…

Светильник постреливал ярко жёлтыми дымными искрами и нещадно коптил, распространяя смрад сгоревшего бензина. Рядовой Бафа Дцае по имени Бард давно закончил чтение вслух своего нового рассказа и, понурив лохматую голову, молча, сидел и ждал ответной реакции слушателей. Хорошей или плохой. Или хотя бы какой-нибудь.

Надо сказать, что рассказы в прозе озвучивались на таких «посиделках» редко. В основном Бард читал, напевая, свои или чьи-либо ещё стихи. Так повелось с давних пор. С тех самых, когда он вообще начал сочинять, читать и петь. Сначала он озвучивал свои творения совершенно хаотично — когда попало, кому попало и где попало. Пока не попало самому от командира роты за то, что отвлекает личный состав от несения службы «всякой бредовой ерундой». Затем неожиданно «ерундой» заинтересовался лорд Д а ли и влетело уже комроты за недостаточное внимание к воспитанию личного состава и нечуткое отношение к «тонкому движению ранимой солдатской души» и… Читательские посиделки обрели официальный статус и высокого покровителя в лице полкового начальства.

После тяжёлых бдений в дозоре, после кровавого боестолкновения, после изматывающего скрытного марш-перехода с последующим полным инженерным оборудование позиции роты (а это вгрызание тоннелями в лёд на глубину до сотен метров), когда рабочим-проходчикам помогают все свободные от боевого дежурства, Бард устраивался в укромном месте и начинал читать. Или петь. А вокруг неподвижно сидели молчаливые полуразумные бойцы и внимали ему. Зачем он это делал? Зачем писал, зачем читал? Он ответить не мог. Мог ответить лишь «почему». Потому, что ему это нравилось. Нравилось сочинять, читать и петь. Потому, что без этого не мыслил своего существования.