Кристофер Прист - Опрокинутый мир

— Даю добро! — закричал человек у опор, и тотчас же его коллега взмахнул флагом над головой. Человек на гребне повторил сигнал, затем стремительно бросился куда-то вбок и пропал из виду.

Я ждал, гадая, что будет дальше… Но, как я ни старался, разглядеть ничего не мог. Стражники все так же вышагивали вдоль путей, канаты все так же оставались натянутыми. Я решил подойти поближе к движенцам: быть может, от опор лучше видно. Но едва я сделал несколько шагов, как человек, прежде державший флаг, отчаянно замахал на меня руками:

— Не подходи!

— В чем дело?

— Канаты под максимальной нагрузкой!..

Я отступил.

Минуты шли за минутами — все без перемен. Потом я вдруг осознал, что канаты натянулись еще сильнее и поднялись над землей почти на всем своем протяжении. Я бросил взгляд на юг — и вовремя: из-за гребня показался Город. С того места где я сидел, виден был лишь уголок одной из головных башен. Но еще минута, и из-за осыпей и раскиданных по гребню валунов выползла вся башня целиком, а за ней и вторая.

Я перебежал по широкой дуге, держась подальше от канатов, и встал за опорами, глядя на Город вдоль рельсовых путей. С мучительной неспешностью он поднимался по скрытому от меня склону, пока расстояние между ним и пятью шкивами, перебрасывающими канаты через гребень, не сократилось до считанных футов. Тогда Город остановился, и движенцы обменялись сигналами еще раз.

Далее последовала долгая, кропотливая операция по демонтажу шкивов: конструкции разбирали поочередно, предварительно ослабив канат. Я следил за демонтажем первого шкива, потом мне это наскучило, к тому же я проголодался и решил, что не пропущу ничего интересного, если отлучусь. Я вернулся в хижину и подогрел себе еду. Мальчускина не было, хотя почти все его пожитки валялись на обычных местах.

Ел я не торопясь, поскольку рассчитал, что перемещение возобновится не ранее чем через два часа. После напряжения вчерашней, да и утренней работы приятно было побыть наедине с собой и никуда не спешить.

Внезапно я вспомнил опасения стражников и направился к баракам. Большая часть бригады расселась прямо на земле, лениво глазея на суету у шкивов. Несколько человек разговаривали друг с другом, потом громко заспорили о чем-то, размахивая руками, однако, на мой взгляд, стражники усмотрели угрозу там, где ее не было и в помине.

Я вернулся на свой наблюдательный пункт. По высоте солнца я определил, что недалеко и до заката. Вероятно, теперь, как только закончится демонтаж шкивов, перемещение надолго не затянется — оставшаяся часть пути вела под уклон.

Наконец, с разборкой было покончено, все пять канатов вновь натянулись. Еще мгновение — и по сигналу гильдиера у опор Город медленно двинулся через гребень и вниз в мою сторону. Я, собственно, ожидал, что он просто покатится — уклон представлялся вполне благоприятным для этого, — но зрение убеждало меня, что канаты по-прежнему натянуты и что Город все так же вынужден тащить себя. По мере того как он подходил все ближе, движенцы понемногу успокаивались, хотя напряженность все еще чувствовалась. Надвигающаяся на нас громада Города отнюдь не располагала к беспечности.

Наконец, когда эта громада подползла к последнему стыку — оставалось ярдов десять свободного пути, — сигнальщик поднял флаг над головой. Во всю ширину передней башни шло огромное окно, и один из тех, кто стоял за ним, тоже поднял флаг. И через четыре-пять секунд Город остановился.

Прошло еще минуты две, и на площадке передней башни, почти нависшей над нашими головами, появился человек.

— Все в порядке, тормоза закреплены, — крикнул он сверху. — Можно отпускать канаты.

Два движенца вышли из-за железных щитов и дружно потянулись. Что и говорить, последние несколько часов они провели в напряжении, и все же их реакция показалась мне преувеличенной. Один из движенцев направился прямиком к городской стене, ухватился за навесную лесенку и стал карабкаться вверх, пока не добрался до площадки. Его товарищ побрел вдоль канатов, которые опять провисли, и исчез в тени под Городом. Стражники, правда, не покинули своих постов вокруг опор, но и они, казалось, испытывали облегчение оттого, что перемещение уже позади.

Представление окончилось. Признаться, меня охватило искушение самому отправиться в Город, такой заманчиво близкий, но я сомневался, имею ли на это право. К кому, в самом деле, я мог пойти в Городе? Только к Виктории, а она наверняка занята. А кроме того, Мальчускин велел мне присмотреть за рабочими, и вряд ли я был вправе его ослушаться.