- А куда? - солдаты остановились окончательно и посмотрели на У со всем вниманием, на которое они в этот момент были способны.
- Я ее спрятал, - охотно пояснил У.
- Куда?
- Ну уж, спрятал я ее, наверное, не для того, чтобы рассказывать куда да зачем, - вслух подумал У. - Спрятал я ее, наверное, со своей какой-нибудь целью. Так что вы уж, ребята, меня об этом лучше не спрашивайте. Не скажу.
- Отдай! - попались преследователи.
- Нет, - вежливо не уступил У, - не отдам.
Потом его некоторое время били и приговаривали при этом слова из числа тех двухсот, которые положено знать каждому воину для успешного несения службы.
У на все радостно улыбался и был молчалив, как все истинно счастливые.
- А бабу вы теперь уж никак не найдете, - сказал он, потрогав языком зубы, когда солдаты утомились.
- Тогда мы тебя заберем, - устало проговорил старший. - Вместо нее. С пустыми руками нам никак нельзя, сам понимаешь.
- Понимаю, - кивнул У, - никак нельзя. Что ж, забирайте.
- Нам не сказал - там все скажешь, - продолжил старший.
- Угу, - подтвердил У, - там, может, и скажу.
- Мы еще дети малые, - заговорил совсем простым языком, отдышавшись, тот, что помоложе. - А там у нас специалисты, они из тебя две котлеты сделают.
- Да, - У становился много сговорчивее, - вы еще дети малые.
- Куда бабу-то дел? - для порядка еще раз спросил солдат.
- Спрятал, - напевно ответил У, - спрятал в душе своей, чтобы носить с собой и никогда не разлучаться.
- Ничего, - окончательно решились солдатики, - там тебе душу вынут и бабу отберут. Пошли.
Пошли.
У чувствовал себя совсем хорошо. Каждая мышца пела.
- Вы кого мне привели? - накинулся на солдат начальник сотни.
Солдаты молчали, зная от большого жизненного опыта, что начальству виднее.
- Это же У! - пояснил сотник. - Его же в лицо знать надо!.. Куда бабу дел? - безнадежно спросил он у задержанного.
- Да не видел я бабы той, - сознался У.
- А чего ж врал?
- Так, по людям соскучился.
Начальник понял.
- Может, пойдешь со мной? - понадеялся он. - Время сейчас интересное.
- Нет, - покачал головой У. - Не пойду, не хочется.
- Ну, как знаешь, - настаивать начальник не стал. - Петлю ему на шею, обернулся он к стоящим навытяжку солдатам. - Да не скользящую, а простую. На шею и на пояс. Привязать к дереву, обмотать веревками. Пусть посидит, чтоб лишний раз не попадался. Или может - камень на шею и в воду? задумался он. - Или осыпь на тебя обрушить?
- Дело твое, - сказал У, - время твое, тебе тратить. Я сейчас в силе, видишь ведь.
- Да, - признался начальник сотни. - Так вот, пусть сидит. Привязать его к дереву. Не сильно.
Потом весь отряд промаршировал мимо, чтобы увидеть, узнать и запомнить. Чтобы не забывать и, встретив, не ошибиться.
Когда отряд снялся с лагеря и ушел, У напрягся и порвал веревки. Он пошел в лес чужой дорогой - бабу отыскивать. Упускать ее ему не хотелось. Незнакомого человека в лесу часто ли встретишь? Лес свой он знал.
- А-ы! - выдохнула женщина, падая. "Здоровая баба, - оценивающе посмотрел У. - Здоровая и молодая".
- Что я сейчас с тобой сделаю! - пообещал он. - Ох, что я сделаю!
- Ы-ы! - повторила женщина и перевернулась со спины на живот, уткнув лицо в сгиб локтя.
"Устала, - решил У, - слишком устала, хоть вообще и здоровая. Толку с нее сейчас..."
Он нес ее на руках почти до самой пещеры. Убежала она недалеко, все кружила по лесу, как всякий человек, с лесом не знакомый. Нести ее особенно долго не пришлось, да У и не уставал работать, он бездельничать уставал, ждать, надеяться, верить, лежать, сидеть, одиночествовать отшельничать, одним словом.
Между тем для всех людей он и был отшельником. Отшельник - тот, кто от людей ушел, кому они больше не нужны. Или нужны, но на расстоянии, чтобы не было конкретного человека, а было человечество. Там, внизу, например, отсюда столпники. Бывают отшельники, которых загнала в угол их ненависть к людям, это случай особый и имя у них особое - мизантроп. А чаще всего удаляется от людей тот, кто хочет подумать. Это чепуха, что думать лучше совместно, мол, ум хорошо, а два лучше. Вместе - количеством, толпой можно еще вопросы решать, а думать всегда лучше в одиночку.
И когда самым мудрым, самым великим после смерти возводят памятники, они одиноки на своих каменных постаментах, даже если скульптура групповая. Место, которое занимал великий среди людей - всегда отдельное, наособицу: в одиночестве влачил он дни жизни своей. Но кто знает, если бы эти индивидуалисты занимались каким-нибудь общественно-полезным трудом в тесных рядах коллектива, богаче оказалось бы человечество в конце концов? Или беднее?
Читать дальше