Святослав Логинов - Законопослушный

– Суть предъявленного обвинения вам понятна?

– Понятна.

– Признаёте ли вы свою вину?

– Нет.

– Слушание по вашему делу состоится двадцать седьмого мая сего года. Вам надлежит в этот день явиться в районное управление внутренних дел к двенадцати ноль-ноль. Оттуда вас отвезут в суд. Дополнительно вам будет прислана повестка. Вам всё понятно?

– Да.

– Тогда распишитесь вот здесь.

Беру предложенную ручку. В голове одна мысль: «Зачем расписываться, когда и так всё ясно?» Словно отвечая на незаданный вопрос, следователь поясняет:

– Пустая формальность. Положено отбирать расписку, вот и отбираем. Не знаю, с каких пор тянется.

Расписываюсь, получаю пропуск, прощаюсь со следователем и выхожу на улицу. Прежде в такой ситуации меня, закованного в наручники, волокли бы в камеру предварительного заключения, а теперь – зачем? Один укол – и я законопослушен: никуда не сбегу, следствию препятствовать не стану и вину свою, которую ещё надо доказать, усугубить никоим образом не смогу. Так зачем камера? Ступай домой, живи, пока ты не признан преступником, ходи на службу, приноси пользу обществу. А двадцать седьмого числа районная фемида решит, что с тобой делать дальше. Прежде процессы вроде моего тянулись месяцами, а то и годами, а теперь – никакой бюрократии, всё происходит быстро. Приговор – и новый укольчик, уже не предварительный.

Домой ехать на метро. Народу много, но терпимо. Давки, такой, что не позволит вбиться в вагон, нет.

– Простите, пожалуйста, – вот странно, пихают меня, а я извинения прошу.

– Я не щас прощу! Я те так прощу, забудешь, как маму зовут!

Здоровенный парень, лицо не отягощено интеллектом. Таких, кажется, зовут траблмэнами. Своеобразная субкультура, объявившаяся в последние года. Наверняка на венах у него нет живого места, не от наркотиков, боже упаси, а от исправительных уколов. Траблмэнов в городах всё больше, скоро от них будет некуда деваться. Они хамят направо и налево, матерятся, нарушают писанные и неписанные правила, могут и мордобой устроить, но без тяжких телесных последствий. Короче, ведут себя так, чтобы получить пятнадцать суток, но не больше. А чего бояться? Две недели траблмэн будет пай-мальчиком, а потом весёлая жизнь начнётся сначала. Главное, не загреметь на год или два. Условных наказаний в наше время не бывает.

Ненавижу траблмэнов всеми фибрами души. За гадливую мелочность, за тщательно лелеемый садизм, за умение устроиться в жизни, потакая при этом своим комплексам. Кто знает, умел бы я не копить в душе негатив, сбрасывал бы его таким же поганым образом, не ждал бы сейчас суда, приговора и всего, что может за ним последовать.

– Чо молчишь? – продолжал напирать траблмэн. – Давно по моське не получал?

На лицах пассажиров молчаливое осуждение. Но, ни один в конфликт не вмешается, по моське получить никто не хочет.

– Прошу меня извинить, но вы ведёте себя недопустимо! – надо же, какие слова я ещё могу произносить…

А как я вообще могу защищать отнятую у меня честь и попранное достоинство? Траблмэн, конечно, знает, что может и что не может озаконопослушленный гражданин, а мне эти тайны покуда неведомы. Хотя вот, сопротивление злу насилием мне недоступно, зато ябедничать я могу сколько угодно.

Нахожу в кармане мобильник, на ощупь нажимаю тревожную кнопку – есть в последних моделях такая, немедленно прозванная ябедой. Теперь мобильник работает в режиме телесессии, отправляя отснятое непосредственно в службу спасения.

– Ах, ты падла! – взревел траблмэн, увидав мобильник. – Убью!

Убивать он, конечно, не собирался и даже по морде бы не дал. За такие вещи грозит ощутимый срок, к какому хулиган не готов. А вот вырвать мобильник и брязнуть его об пол, чтобы не приписали ненароком попытку хищения, за таким дело не станет. Но ведь и я имею право не отдавать свою собственность. Главное, не превышать пределы необходимой самообороны.

Правой рукой я перехватил лапу траблмэна и на мгновение мы замерли в натужном единоборстве. Положение складывалось совершенно идиотическое: я бить не мог из-за инъекции, он, по сути дела, тоже не мог, если не желал пойти под укол года на полтора. При этом наш поединок происходил в переполненном вагоне, пассажиры которого старательно отводили глаза. Наконец, один вмешался – старикан, из тех, что так и не привыкли к реалиям новой жизни.

– Прекратите хулиганить! – гневно заявило он, не вставая с места.