– Не я начала этот разговор.
– Нападение – лучшая защита, – произнес он и тут же выстрелил в упор. – Почему вы избегали меня все эти последние недели?
Она с запозданием поняла, что его вступительный разговор на посторонние темы был не нападением, а жестом. Он знал, как не любят должарианцы недоговоренность.
– Долгие беседы с панархистами не входят в число моих предпочтений.
– Ради того, чтобы избегать меня, – продолжал он, – вы бросили людей из своей команды одних питаться, одних тренироваться и, наконец, одних зализывать раны. – Он махнул рукой в сторону кают-компании. Краем глаза она уловила это движение: длинные пальцы, блик на перстне.
«Он нас знает».
Она сполна оценила угрозу, таившуюся в его знании должарианской психологии.
– Вы избегали меня, рискуя потерять свою команду, – завершил он. – Я пытался понять, почему. – Он встал и снова заходил по мостику. – И единственный ответ, хоть как-то логично отвечающий на этот вопрос, заключается в том, что вы пытались заставить меня поверить в то, что это вы предали Маркхема, подстроив его смерть.
Он прощупал ту ложную мишень, которую она предлагала ему. Прямолинейная интерполяция эйя слегка запутала ее: она уловила упоминания «того-кто-дарит-камень-огонь» и «того-кто-носит-маску», как они раньше называли Маркхема.
– Но, разумеется, это был чисто благотворительный жест, – продолжал приветливый голос. – Дать мне занятие на те долгие часы, что мы провели в скачках. И, возможно, развлечься при этом самой, посмеиваясь издалека над моими попытками проникнуть в вашу систему.
– Это было забавно, – признала она.
Он взглянул на нее со странным выражением в голубых глазах. Попытка сбить прицел не удалась: это не он повторял Маркхема, он сам был для Маркхема образцом. Глубоко внутри ее цитадели горела боль. Время разбираться с путаницей еще придет. Не сейчас.
– Я никак не мог определить это, – сказал он, не прячась больше под вежливой маской. – Партнеры. Не любовники: партнеры. Каков он был с этой стороны, почему я не знал этого?
Она снова смогла дышать. Он все-таки не видел истины: щит работает. Ей ничего не грозит. Теперь она могла изучать его, выявлять первопричины его эмоций – хотя бы приблизительно. Эйя послали ей издалека: тот-кто-дарит-камень-огонь скорбит, созерцая «доверие».
Доверие: еще одна недоговоренность.
«Как глупы были мои предки, учившие нас, что эмоции есть проявление слабости, что все можно завоевать силой...»
– Кем он был для вас? – продолжал Аркад, останавливаясь наконец лицом к лицу с ней.
Она позволила паузе затянуться, хотя отчетливо понимала цену этого. Скоро – через несколько минут – он навсегда исчезнет в недрах «Мбва Кали» на пути к Аресу и богатой, в шелках и золоте, тюрьме дулусских церемоний. Те, кто был достаточно умен или достаточно силен, чтобы ускользнуть из лап Эсабиана, будут ждать его на Аресе, чтобы любой ценой подчинить себе. В конце концов, это не ее война.
Но здесь и сейчас она была наедине с ним, и ей все еще предстояло решить, что сказать ему – чью душу защищать.
Боль в виске говорила ей о цене, которую ей предстоит заплатить за этот разговор, но это потом.
– Почему ты отпустил его? – спросила она.
– Потому, что я не мог спасти его, – ответил Брендон, широко раскрыв от боли глаза.
– Он предупреждал тебя, кто такой Семион.
– Я не верил... нет, – поправился он, – не верил в размеры этого. Как я мог? Всю жизнь люди ограждали меня от неприятностей, от любого намека на то, что жизнь в Мандале не так прекрасна и идеальна, какой представлялась остальной вселенной. Первую трещину это дало, когда погибла моя мать...
Челюсть ее свело острой болью; она стиснула зубы.
– Жизнь была игрой. – Он говорил быстро, но мягко, и все равно волны его разбуженных воспоминаниями эмоций били по ней одна за другой. – Семион был для меня не более чем мрачной фигурой, олицетворением власти, кем-то, с кем можно не играть. У меня ведь не было особенных амбиций... – Он осекся, и поток эмоций ослаб. Он посмотрел на Вийю. – В этом все дело? В его амбициях?
«Он быстро схватывает. Я опять об этом забыла». Она снова ждала молча, проклиная себя за неумение вести подобную дуэль. И снова это была всего лишь передышка.
– У меня не было амбиций, – продолжал Брендон. – Должно быть, он считал, что я не способен ни на что серьезное. Теперь-то я понимаю, что, хотя мы говорили обо всем, что делали, мы никогда не говорили о будущем. – Он улыбнулся с горькой иронией. – Может, он считал, что это мне скучно?
Читать дальше