Хранительница промолчала – добавить было нечего…
Повисшее в комнате гнетущее молчание нарушил Московенко:
– А на сколько хватит энергии? В смысле, сколько у нас там будет времени?
– Непростой вопрос… При всем совершенстве наших технологий я не могу точно ответить, надолго ли хватит оставшейся энергии… Слишком много побочных эффектов возникнет в момент телепортации… Думаю, у вас будут примерно сутки – это то, что я могу точно гарантировать. Да и то – это в идеале: сейчас я надежно закрыла Город от любых внешних воздействий, проникнуть в него не сможет никто. Но когда вы отправитесь на станцию, временной щит Города ослабнет в сотни раз и на то, чтобы поддерживать его в нынешнем виде, энергии уже не хватит. А это значит, что, если городскую стену пересечет кто-либо, не принадлежащий ни вашему, генерал, ни вашему, Зельц, времени, мгновенно возникнет парадокс, справиться с которым Город уже не сможет. Помните о трех временных измерениях, в которых Город находится сейчас? Четырех он уже не выдержит…
– Ясно… – вздохнул Юрий Сергеевич. – Боливар не вынесет двоих…то есть, простите, четверых… – невесело пошутил он. – И Что будет, если этот ваш парадокс возникнет?
– Мощнейший пространственно-временной коллапс… Нарушится связь между Временем (точнее, тремя временными реальностями) и Пространством, мгновенно изменятся все существующие физические константы и законы, сотрется грань между материей и антиматерией… Что будет дальше, я, честно говоря, не знаю… И не хотела бы знать… Но – если это случится – лучше бы нам всем оказаться подальше от Города… и вообще от вашего пространственно-временного континуума… – Сбивчивое объяснение Обиры, похоже, напугало ее куда больше, нежели тех, кому оно было адресовано. Не окончив фразы, Хранительница замолчала и отвернулась, закрыв ладонями свое прекрасное лицо…
Видимо, желая разрядить обстановку, майор, еще не понявший, в чем дело (Обиру от него частично закрывала голографическая модель станции), с фальшивым оптимизмом в голосе произнес:
– Не бойтесь, Обира батьковна, мы хоть и диверсанты, но уж до такого не дойдем! Это я вам ответственно обещаю и торжественно клянусь! А то, что… – Он осекся, заметив слезы в глазах обернувшейся к нему Хранительницы. – Что-то не так? Я опять сморозил глупость? – Майор вопросительно взглянул на Юрия Сергеевича, делающего ему какие-то знаки.
Генерал указал на застывшую в прострации Обиру, сквозь непробиваемую с виду «рыцарскую» оболочку которой вдруг прорвалась уже не просто обычная, а испуганная и жаждущая рядом сильного мужского плеча молодая беззащитная женщина… Московенко наконец понял, слегка смущенно кивнул в ответ и, подойдя к Обире, неуверенно приобнял ее за плечи. Неуверенно – поскольку не знал, как может отреагировать на этот простой человеческий жест загадочная и непостижимая Хранительница, однако… Страхи его оказались излишними – в незаметной для окружающих внутренней борьбе победила женщина. Всхлипнув, Обира обняла майора, прижалась к нему и, спрятав лицо на его груди, расплакалась – впервые в своей нереально долгой жизни…
Крякнув то ли от досады, то ли, наоборот, с одобрением, генерал утянул более чем удивленного Зельца в угол зала и тихонько пробормотал:
– Ох, бабы, бабы… никуда вы от самих себя да своего начала женского не денетесь… В мои-то годы в такую авантюрину влипнуть… А дайте-ка мне, капитан, сигарету, что ли… Зельц протянул ему пачку и, дав прикурить, удивленно спросил:
– Я думал, вы не курите?
– Курю… – буркнул тот, затягиваясь. – Раз в десять лет… Вообще-то бросил – врачи не велят, но как тут не закуришь? – Юрий Сергеевич тряхнул головой Ги грустно усмехнулся: – Вот, блин, бывает же такое…
– Ты не поверишь, Саша, но я никогда раньше не плакала… Наверное, это выглядело ужасно, да? Я не должна была показывать свою слабость, ты, вероятно, во мне разочарован? Да, я Хранитель, я готова и буду исполнять свой долг до конца, но… я, оказывается, еще и обычная женщина… Я только сейчас это поняла – и это очень прекрасное и тяжелое Знание… Во мне что-то меняется, что-то очень важное происходит со мной… И меня это пугает…-Обира подняла заплаканное лицо, ставшее милым и беззащитным, и взглянула в глаза майора. – Я говорю глупости, да? Прости… Но я поняла и еще кое-что – и это очень стыдно, это недостойно рыцаря-Хранителя, но я… я… я не хочу больше быть одной… – Бывшая неприступная Хранительница, а ныне – просто женщина снова уткнулась лицом в затянутую пустынным комбезом грудь Московенко. Голос ее зазвучал совсем глухо, однако майор расслышал все, что она сказала:
Читать дальше