Ким Робинсон: У кромки океана

Оно стоит прямо, на двух ногах, большое и черное; сгусток тьмы. Глядит на Кевина, и лунный блеск отражается в вертикальных, как у кошки, зрачках зеленых глаз. Кевин услышал ехидное хихиканье твари и почувствовал, как зашевелилсь волосы на голове. Неожиданно он ощутил себя в темном, затерянном, продуваемом ветром мире, полном опасностей, прячущихся за каждым листом и камнем.

Кевин дернулся во сне, но не выплыл на поверхность бодрствования, а снова погрузился в тяжелую дрему. Новое видение – толпа на холме…

От этой картины Кевин захотел убежать настолько сильно, что очнулся. Встал, пошел прогуляться по верхушке.

Начал подниматься рассвет. И тут Кевин почувствовал, что просветление наступает и в голове: у него родился план. Ночью, во сне, в диком месте… Он вздрогнул, испугавшись сам не зная чего.

Но, как бы то ни было, теперь Кевин знал, что делать. Он бродил, обдумывая детали, до восхода солнца, а потом, продрогший, спустился домой и лег в постель.

Тем же утром Кевин навестил Хэнка и обсудил идею. Хэнку, а также Оскару затея понравилась, и они пошли к Дорис – надо было попросить ее кое-что сделать. Та засмеялась, когда ей рассказали, зачем все нужно, и пообещала:

– Будет готово через пару дней. Смазанные структуры не подведут!

– А я тем временем разнесу весть о мероприятии, – заявил Хэнк. – Назначим его на воскресенье.

И вот в воскресенье утром началась поминальная служба по Тому Барнарду. Проходила она прямо на вершине Рэттлснейк-Хилла. Дорис изготовила небольшую плиту из сплава керамики и золотистого металла наподобие бронзы. Плиту окаймлял рельефный бордюр с фигурками животных – черепахи, койота, лошади и кошки. Надпись гласила:

Церемонию проводил Хэнк. На нем была блуза пастора Унитарной церкви, и в первый момент казалось, что Хэнк решил участвовать в костюмированном представлении, настолько не увязывалось его одеяние с изрезанной морщинами, задубленной солнцем до кирпичного цвета физиономией и такой же шеей и, как всегда, спутанной шевелюрой. Да и говорил он своим обычным голосом; ничего в Хэнке не было от пасторской торжественности. Однако Хэнк и в самом деле являлся пастором Унитарной церкви (а также Церкви всеобщей жизни, Церкви международного примирения и Бахаистской церкви). Хэнк говорил о Томе, а люди один за другим поднимались и поднимались на вершину холма – пожилые, знавшие Тома лично, молодые, лишь слыхавшие о нем или видевшие его где-нибудь; члены религиозного братства Хэнка, соседи, друзья, просто прохожие – всего человек двести, а то и триста. Люди внимательно слушали Хэнка. А в словах его звучала убежденность, глубокая вера в важность того, что он делает.

Наблюдая за Хэнком, Кевин перестал воспринимать его как напарника по работе и приятеля, пускающего словечки, чтобы поддеть собеседника, и увидел Хэнка как все остальные. Как только удалось ему собрать так много народа, думал Кевин. Столько людей. Некоторые, пришедшие сюда прямо с работы, спрашивали Хэнка о том или этом, и он с прибаутками давал им советы, основываясь на туманных текстах или же на собственных, не менее смутных мыслях; что бы он ни говорил, в его словах не было и капли притворства, одна лишь вера. Выходило, будто Хэнк – реальный лидер всех этих людей, а городской Совет – вообще пустое место. Как это получилось?.. Загадка религии. Хэнк не сомневался в том, что все окружающие – существа духовные, образующие духовное сообщество. И поскольку он действовал на основании этой веры, те, которые общались с ним, сами становились частью веры, помогали ей существовать.

– Люди умирают, реки остаются. Горы тоже.

Хэнк повествовал о Томе, о его жизни, о некоторых эпизодах, очевидцем которых являлся сам Хэнк; рассказывал то, что слышал от других людей. Вспомнил собственные истории Тома – и вел выступление в хорошем темпе, с чувством, просто артистично:

– Посмотришь на что-то, сделанное Томом, и всегда будешь узнавать его почерк. Раньше макушка этого холма была голой. И оставалась такой, пока Том не приложил свою руку. Деревья, под которыми вы стоите, он посадил еще мальчишкой, чтобы получить немного тени, и можно было прийти сюда и поглядеть по сторонам, бросить взгляд на океан и горы или же просто любоваться видом города сверху. Том наведывался сюда всю жизнь; так что не зря мы выбрали для мемориала эту рощицу. Она была любимым местом Тома, отсюда он глядел на другие любимые им места. Нам нечего похоронить – тело Тома поглощено пучиной. Но сегодня это не самая важная часть его существа. – Хэнк кашлянул и продолжал: – Дорис отлила мемориальную плиту, а я вытесал для плиты место – вот здесь, на стволе большого сикомора. Каждый может отдать дань памяти, ударив разок по гвоздю. Только, прошу вас, бейте полегче, чтобы всем хватило, да не промахнитесь, а то керамика расколется.