Ким Робинсон - У кромки океана

Опасная область, подумал Кевин, потому что от «друзей» ничего не слышно. А еще потому, что большая часть компромата выкрадена самой Дорис из «Авендинга».

Но Альфредо не дал ей и рта раскрыть как следует.

– Смерть Тома – огромная потеря для всех, – провозгласил он. – Негоже впутывать его имя в это дело. Том был одним из самых уважаемых жителей города, и память о нем принадлежит всем нам. Почему бы не увековечить его заслуги, назвав именем Барнарда медицинский центр, который построят на Рэттлснейк-Хилле?

Кевин вслух расхохотался.

Дорис прервала Альфредо, почти крича:

– Да ведь последнее время Том Барнард старался как мог препятствовать строительству центра! Предлагать назвать его именем то, против чего он восставал всем существом, – просто непристойно!

– Он ни разу не говорил мне, что возражает против освоения холма, – возразил Альфредо.

– Он ни разу вообще с тобой не говорил, – огрызнулась Дорис.

Альфредо застучал кончиком карандаша по столу. Видно было, что он уязвлен до крайности.

– Я устал от вашего крика. Своими намеками на то, что за предприятием стоит незаконный капитал, вы вступаете в область клеветы, и…

– Так подавай в суд! – выпалила Дорис. – Ты не посмеешь этого сделать, потому что тогда потайные финансовые подпорки сразу выскочат наружу! – Кевин пихал ее коленкой под столом, но Дорис так разгорячилась, что не замечала ничего. – Давай, выходи на честный бой! Вызови меня в суд! – Когда эхо ее голоса растаяло, в зале ратуши наступила гробовая тишина.

Альфредо, видать, потерял дар речи.

– Если говорить конкретно, – мягким тоном произнес Джерри Гейгер, – у нас здесь всего лишь дискуссия о пересмотре зонирования.

– Вот именно; зонирование как раз и является последней возможностью, – ответила Дорис. – Если мы хотим защитить холм от освоения, надо действовать именно сейчас.

Джерри пожал плечами:

– Я не уверен.

Мэтт Чанг решил идти тем же курсом, что Альфредо, и начал разглагольствовать, какие возможности дает зонирование. Альфредо и Дорис крушили друг друга, оба разъярившись до белого каления. Так продолжалось около часа. Наконец Альфредо хлопнул ладонью по столу и властно произнес:

– Мы уже шестой или седьмой раз застреваем на этом вопросе. Есть мнение горожан. Нам известно, чего хотят люди! Пора голосовать.

Дорис отрывисто кивнула.

Голосовали открыто. Дорис и Кевин были против пересмотра зонирования. Альфредо и Мэтт – «за». Хироко Вашингтон проголосовала в пользу Кевина. Сьюзен Майер – за пересмотр. Джерри Гейгер тоже.

– Ах, Джерри, – выдохнул Кевин. – Ничего в нем не поймешь, как всегда. С тем же успехом можно бросать монетку.

Итак, земельный статус Рэттлснейк-Хилла пересмотрен. Вместо слов «открытые территории» в реестре теперь будет значиться «коммерческое использование».

Кевин и Дорис плелись домой. Вон он стоит, их дом, световой шар в темной апельсиновой роще. Словно китайский фонарик.

Они остановились и долго глядели туда, где за домом высился темной громадой потерянный ими холм.

– Спасибо за то, что ты сделала сегодня. Не знаю, как оценить…

– Пошли они все! – Дорис, резко махнув рукой, повернулась к Кевину, и он обнял ее, наклонил свою голову и попал лицом в прямые черные волосы. Знакомая поза; так часто бывало.

– Сволочи! – яростно произнесла Дорис, уткнувшись носом в грудь Кевина; голос прозвучал глухо. – Извини. Я пыталась.

– Да разве я не понимаю. Мы все пытались сделать что-нибудь.

– Это еще не конец. Можно обратиться в суд или попросить помощи у движения «Сохранение природы».

– Знаю.

И все-таки, подумал Кевин, решающее сражение проиграно. Опрос показал, что население поддерживает план Альфредо. Люди считали, что он делает хорошее дело; динамичный, глядящий в будущее человек. Люди хотят, чтобы акции их города котировались выше. Времена изменились; маятник качнулся в другую сторону. Дни «зеленых» миновали. Да и вообще, идти в Америке против бизнеса всегда означало искать неприятностей на свою голову.

Они вошли в дом обнявшись.

Кевин никак не мог заснуть. В конце концов он встал, оделся и вышел на улицу. Полез вверх по тропинке, ведущей по склону холма. Двигаться в темноте приходилось медленно. Шорох ночных зверушек, звездный

дождь.

В маленькой рощице на вершине холма Кевин уселся на землю, обхватив руками колени, и задумался. Затем вздремнул.

Сон снился ему неприятный. Будто лежит он дома в кровати, а какие-то звуки из сада мешают спать, и он встает, идет через холл к балкону в северной части подковы и глядит наружу, в заросли авокадо. И там, в свете луны, он видит темную фигуру.