Ким Робинсон - Золотое побережье

Джим не отвечает, он молча идет в «Макдональдс» и наклеивает плакат прямо на меню. С одной стороны, он немного обижен – ведь как-то нечестно так вот набрасываться на него – как раз тогда, когда он рискует своей шеей, расклеивая эти дурацкие плакатики. Но в то же самое время какой-то внутренний голос говорит ему, что Артур, пожалуй, прав. Чего там крутить, это действительно так. Сколько Джим себя помнит, он всегда ненавидел и презирал правящие силы Америки, но при этом ровно ничего не делал, только скулил. Все его усилия уходили на создание эстетически совершенной жизни, жизни, обращенной лицом к прошлому. Король культурстервятников. Да, Артур прав, хотя бы – отчасти.

– А зачем, собственно, ты всем этим занимаешься? – спросил Джим.

– Да ты только посмотри на все это! – взрывается Артур. – Посмотри на всех этих лунатиков, это же прямо зомби какие-то… И не только здесь, вся страна такая! Такая она и есть, от океана до океана, кладбище мозгов. А остальной мир – самое настоящее кладбище. Мир разваливается на куски, а мы заняты тем, чтобы наделать побольше оружия, чтобы захватить побольше этих кусков!

– Я знаю.

– Ну да, конечно, ты знаешь. А что же тогда спрашиваешь?

– Вернее, пожалуй, было бы спросить: неужели ты и вправду думаешь, что такие вот штуки, – Джим качнул висевшую на плече Артура сумку, – могут что-нибудь изменить?

– А откуда мне знать? – пожимает плечами Артур. – Мне хочется хоть что-нибудь сделать. Хотя бы, чтобы лучше себя чувствовать. Но ведь нужно что-то делать. Вот ты, что делаешь ты? Стучишь по клавиатуре для торговцев недвижимостью, обучаешь технократов технопрозе, так ведь?

Джим неохотно кивает. Тут уж спорить трудно.

– И обе эти работы тебе до синей лампочки. Так вот ты и плывешь по течению, заделался королем культурстервятников и предаешься размышлениям о смысле жизни. Да ты хоть во что-нибудь веришь?

– Да! – Жалкое, неубедительное выражение несогласия. Ведь Джим и сам много раз думал, что стоило бы жить более… политически, что ли? Это лучше согласовывалось бы с его ненавистью к ведущимся войнам, к накапливаемым горам оружия (вот-вот, этим-то и занимается отец!), вообще – ко всему положению вещей.

– Я слышал твои разговоры насчет того, каким было прежде ОкО. – Артур смолкает, заметив полицейского. Блюститель порядка наблюдает, как в витрине Лас-Вегаса появляются результаты кено [10], зеленые цифры, светящиеся из глубины стекла. Полицейский двигается дальше, и Артур заклеивает цифры очередным мертвым солдатом. – Кое-что из твоих разглагольствований имеет смысл. Все эти попытки организовать в наших местах коллективное существование – Анахейм, Фаунтин-Вэлли, Ланкастер – их обязательно нужно помнить, хотя они и провалились, все до единой. Но большая часть этой цитрусовой утопии – чушь собачья. Ведь здесь всегда процветал аграрный бизнес, испанские земли расхватывались такими здоровенными кусками, что Калифорния оказалась идеально приспособленной для корпоративного сельского хозяйства, здесь оно, собственно, и началось. Кто собирал апельсины в этих так жалостливо тобой оплакиваемых рощах и кущах? Рабочие, которые вкалывали, как собаки, а жили хуже самых замордованных средневековых крестьян.

– Да я никогда этого не отрицал, – обижается Джим. – Я и сам об этом знаю.

– А с чего такая ностальгия? – не отступает Артур. – Может, тебе просто хотелось бы быть одним из этих привилегированных землевладельцев, в те самые добрые старые времена? Ты рассуждал, как русские белогвардейцы в Париже.

– Да нет же, – неуверенно возражает Джим.

Они оклеили плакатами стены зала для отдыха и теперь приближаются к «Мэй Компани», расположенной на самой южной оконечности молла.

– В наших местах предпринимались очень серьезные попытки создания сельскохозяйственных коммун, по большей части – как раз на основе апельсиновых рощ. Если мы не будем помнить об этих попытках, получится, что все усилия многих людей пошли впустую.

– Их усилия и так пошли впустую. – Артур нашлепывает очередной плакат. – Надо отсюда сматываться, теперь уже полицейские точно успели ознакомиться с нашей работой. А усилия этих ребят пошли впустую потому, – жесткий палец наставительно ткнул Джима в руку, – что у них не оказалось последователей. И мы с тобой тоже вертимся тут практически впустую, это ведь все равно что проповедовать перед глухими, корчить рожи слепым. Необходимо нечто более активное, какое-нибудь настоящее сопротивление. Ты это понимаешь?