Владимир Голубев - 1894

Ближе к вечеру в камеру к Ершову привели Гусева.

— Во время моего ареста ребята отсутствовали, зато Елена Акимовна поехала вслед за мной, обещала помочь, — обнадежил Николая Володя.

— Тебе лежать надо. Голова сегодня как? Не кружится?

— Пока лежишь, не кружится, стоит встать — хреново, — честно, без бравады сообщил Володя.

Пробивная женщина, Елена Акимовна, договорилась о свидании уже через полчаса, но ей дали возможность поговорить только с Ершовым.

— Что случилось? Этот странный арест? Я не понимаю? — взволнованно обратилась она к Николаю, но осторожности не потеряла, говорила по-английски.

— Володя неудачно ударил Абрека, колчаковского холуя. У него повреждено колено, врач говорит на всю жизнь, — также, на английском языке, отвечал ей Николай.

— А Володино сотрясение мозга не в счет? Сначала гирькой по ребрам, потом кастетом по голове — всё по закону? Нос сломан, память отшибло!!!

— Я попытался сдать назад, предлагал откупиться, оплатить лечение Абрека — ни в какую. Машина закрутилась, Колчак встал на дыбы. Чертов турок!!!

— Что же делать? — расстроилась Елена.

— Попробуй в американское посольство зайти. Я два дня назад там побывал, как бы встал на учет. Написал заявление о восстановлении паспорта. Здесь, в России, пока что, янки — никто, но хоть какой-то шанс.

— Ты не подумал, что бюрократы пошлют запрос в Вашингтон? Трансатлантический кабель проложен тридцать лет назад! Через два-три дня посольство получит ответ, что ты не гражданин США, — удивилась Елена его глупости.

— Я не подумал, — стушевался Николай.

— Бестолковый американец! Мать твою! Проехали!!! Не бери в голову! Завтра утром схожу в посольство. Хорошо, тебя вызволят, а Володеньку на каторгу упекут?

— Так не бывает. Главный обвиняемый на свободе, а пособника в тюрьму? — удивился Николай.

— У НАС — это правило!!!

— Значит, мы штурмом возьмем полицию!!!

— Тише. Будь осторожнее, на всякий случай. Вдруг здесь кто-нибудь понимает по-английски, — остановила вопли Николая Елена Акимовна.

Младший помощник третьего секретаря посольства США явился только через три дня.

— Официально мы ничего не можем сделать. Дикари. Азиаты. Здесь царствует право сильного, а не закон, — брызгал он эмоциями от своего бессилия.

— А неофициально? — уточнил Ершов.

— Завтра в полдень уходит домой канадское судно. С капитаном у нас есть договоренность. Напротив этого здания, метрах в пятидесяти растет высокая ель, там будет стоять извозчик. Ему приказано ждать до половины двенадцатого. В этой комнате окно без решетки, думаю, Вам не составит большого труда его разбить и устроить побег.

— Вы явитесь сюда завтра снова?

— Конечно, нет, это исключено. Вас навестит адвокат.

— Нас двое. Полиция задержала вместе со мной моего друга, и получается так, что он пострадает за меня. Необходимо, чтобы адвокат вызвал на свидание также Гусева Владимира Ивановича. Мы уйдем вместе.

Американец что-то просчитал. Сделал кислую рожу, и согласился. Николай попросил «младшего помощника» предупредить своих друзей, чтобы те подвезли на судно его вещи и деньги.

Через час Гусева увели на допрос, и больше в камеру он не вернулся. Ершов ждал его весь вечер, утром напряжение достигло максимума, и, когда два надзирателя повели его на допрос, Николай уже прокручивал в голове план нападения на следователя.

Следователь, и на этот раз, оставил надзирателей в комнате, у него не было опасений — Ершов вел себя в прошлый раз очень корректно, но таков был порядок.

Николай, в нарушение порядка, первым спросил следователя о Гусеве. Тот ответил уклончиво, хотя знал, Володю увезли военные жандармы.

Следователь приказал надзирателю позвать в кабинет городового.

Федот Федотыч с абсолютно серьёзным видом представил дело так, что в драке участвовали только трое: «белый и пушистый» Абрек, который носил атаманскую фамилию Кравченко, и звали его Опанас; а также двое бандитов Гусев и Ершов, которые беспричинно напали на Опанаса, в желании покуражиться.

Николай, взвинченный творящимся беспределом, и, теряющий надежду вытащить Гусева, взорвался. Он жестко вырубил надзирателей двумя сильными ударами ног, одному в печень, другому в сердце. Сапоги с большими медными подковками были страшным оружием, а Ершов в ярости совсем не думал соизмерять силу ударов. Оба надзирателя ещё оседали на пол, а Николай уже послал в глубокий нокаут городового, и вовремя успел ухватить за горло следователя, тот набрал в грудь воздуха для крика. Ужас переполнил выпученные глаза, еще пять секунд назад вальяжного и высокомерного чиновника.