Герберт Уэллс - Пища богов (пер. Тан)

Около Уршота они попали в ячмень, где, вероятно, и остались бы на постоянное жительство. Но их погубила слава. Непосредственным результатом вторжения гигантских кур в общественную жизнь человека явилась мгновенно развившаяся страсть бегать, перепрыгивая через препятствия, и бросать разные подходящие предметы в нарушивших его спокойствие птиц. Почти тотчас же, вслед за курами, из Хиклиброу, двинулись все способные носить оружие мужчины городка, в сопровождении некоторых леди, запасшись метательными снарядами, отправились на охоту за курами и загнали их в Уршот, где в то время был местный праздник.

Охота на гигантских кур явилась неожиданным номером развлечений на этом празднике, и уршотские жители присоединились к ополчению Хиклиброу. Перебросав в кур все, что могли, охотники гнали их до Финдона, где у кого-то нашлось ружье-дробовик. Мелкая дробь этого ружья не могла, однако, причинить никакого вреда птицам такого размера, и потому охота продолжалась вплоть до Тенбриджа, где куры разбежались, причем одна из них долго бежала по берегу рядом с вечерним пароходом, громко кудахтая и удивляя пассажиров.

Часов в пять вечера две курицы весьма ловко были захвачены собственником цирка в Тенбридже, который заманил их в клетку только что скончавшегося дромадера, разбросав в ней куски хлеба.

Когда несчастный Скиннер высадился в этот вечер на Уршотской станции Юго-Восточной дороги, то было уже почти темно. К тому же поезд запоздал немного, о чем мистер Скиннер не преминул сделать замечание начальнику станции. Заметив что-то необычайное в поведении последнего, он, после минутного колебания, осмелился конфиденциально осведомиться, не случилось ли чего особенного.

— Что вы называете особенным? — спросил начальник станции, человек с грубым и громким голосом.

— Ну, там оши и прочее, жнаете ли…

— Нам некогда было думать об ошах! — резко отвечал начальник станции. — Мы слишком были заняты вашими цыплятами.

— А вы ничего не шлышали о мишшиш Шкиннер? — решился спросить супруг этой последней, окончательно выбитый из колеи резкостью своего собеседника.

— Что ей сделается? — воскликнул начальник станции, видимо, не желая продолжать разговор.

— Но мог же я ошведомитьша о швоей жене… — обидчиво заметил мистер Скиннер, хотя и слушать это замечание было уже некому, так как начальник станции перешел, выражаясь парламентским языком, к очередным делам.

При проходе через Уршот мистер Скиннер встретил каменщика, который не преминул осведомиться, не ищет ли он своих цыплят, а на вопрос Скиннера о жене проявил полное к ней равнодушие и притом в таких выражениях, приводить которые нет особой надобности.

Было уже совсем темно — так, как только может быть темно в Англии июньской ночью, когда мистер Скиннер, или, по крайней мере, его голова, просунувшись в дверь кабака «Веселых извозчиков», воскликнула:

— Эй вы! Не шлыхали ли вы, какая тут иштория вышла ш моими цыплятами?

— Вот выехал! — отвечал мистер Фульчер. — Еще бы нам не слыхать, когда первая часть этой истории провалила крышу моего флигеля, а вторая перебила все стекла в парнике… то бишь в оранжерее викария!

При этом известии тело мистера Скиннера последовало за головой в кабак. Помявшись посреди комнаты, Скиннер подошел к прилавку и меланхолично заметил:

— Надо бы мне выпить чего-нибудь возбуждающего… джину ш водой, что ли?..

Пока он подкреплялся, все присутствующие наперебой стали рассказывать ему о подвигах цыплят, причем Скиннер только восклицал:

— Гошподи помилуй!

— А не шлыхали ли вы чего-нибудь о мишшиш Шкиннер? — спросил он после небольшой паузы, последовавшей за истощением рассказов.

— Ничего не слыхали, — отвечал мистер Ундерспун. — Мы о ней и не вспоминали, так же, как и о вас самих.

— Да разве вы не были сегодня дома? — спросил мистер Фульчер, прикладываясь к кружке.

— Уж не заклевали ли ее эти проклятые птицы? — заметил Ундерспун.

Такой намек подействовал на воображение всей компании и подал ей мысль сопровождать Скиннера на ферму, чтобы посмотреть, что стало с его женой. Кто знает, какие интересные вещи можно было еще увидеть в такой многозначительный день!

Скиннеру, конечно, приятно было бы идти домой не одному, но он сам же испортил дело. Стоя перед прилавком и глядя одним глазом на шкаф с бутылками, а другим в межпланетное пространство, он осторожно осведомился:

— Полагаю, что оши ваш шеводня не бешпокоили?