Герберт Уэллс - Первые люди на Луне (пер. Толстой)

Послания Кавора, начиная с шестого и кончая шестнадцатым, большей частью так отрывисты и так переполнены повторениями, что из них трудно составить последовательный рассказ. Конечно, они будут полностью даны в научном отчете, но здесь можно ограничиться извлечениями и ссылками, так же как и в предыдущей главе. Мы подвергли каждое слово самой строгой критике, и мои воспоминания и впечатления помогли мне разобраться в непонятном. Естественно, что нас, как живых существ, интересовало больше странное общество лунных насекомых, среди которых жил в качестве почетного гостя человек, чем физические условия их мира.

Я уже сообщал, кажется, что селениты, которых я видел, напоминали человека вертикальным положением тела и четырьмя конечностями, по строению же головы и конечностей походили на насекомых. Я, кроме того, упомянул, что вследствие сравнительно небольшой силы тяготения на Луне тела их хрупки и мягки. Все это подтверждает также Кавор. Он называет их «животными», хотя, конечно, они не подходят ни под одно подразделение в классификации земных существ, и указывает, что «насекомые на Земле, к счастью для человека, никогда не бывают большими». Самые крупные земные насекомые, живые или вымершие, едва достигают шести дюймов в длину; «но здесь, на Луне, при меньшей силе тяготения, существа, средние между насекомыми и позвоночными, могли, повидимому, достигнуть человеческих и сверхчеловеческих размеров».

Кавор не упоминает о муравье, но при всех его указаниях мне вспоминается муравей, неутомимо деятельный, одаренный умственными способностями и социальными инстинктами. Кроме двух полов — мужского и женского, — как почти у всех других существ, у муравьев есть бесполые — рабочие, солдаты, — отличающиеся друг от друга структурой, сложением, силой и назначением, и, тем не менее, все это члены одного и того же вида. Селениты также отличались большим разнообразием форм. Конечно, они не только значительно превосходят муравьев ростом, но даже, по мнению Кавора, по своему уму, нравственности и социальной мудрости стоят гораздо выше людей. У муравьев четыре или пять разных форм, у селенитов же их очень много. Я указывал уже на различия. Селениты, которых я видел, были очень различны. По моим наблюдениям, различия в росте и соотношениях частей у селенитов были не меньше, чем между человеческими расами, Но замеченные мною в районе наружной коры различия — ничто в сравнении с теми огромными различиями, о которых говорит Кавор. Повидимому, селениты окраин — те, которых я видел, — почти одних профессий: это — пастухи, резники, мясники и так далее. Но внутри Луны, — чего я тогда не знал, — есть другие виды селенитов, отличающиеся от первых ростом, соотношением частей, силой и наружным видом; тем не менее, они все принадлежат к одному роду и, несмотря на все свои различия, сходны по родовым признакам. Луна является как бы огромным муравейником, но вместо четырех или пяти сортов муравьев там имеется несколько сот различных сортов селенитов с промежуточными, переходными формами.

Кажется, Кавор заметил это очень скоро. Из его рассказов я заключаю, что он передан был пастухами лунных стад в руки других селенитов, которые обладают «более широкими черепами (головами?) и более короткими ногами». Поняв, что он откажется последовать за ними даже под угрозой копий, они перешли с ним по узкому, как доска, мостику, вроде того, на который я отказался ступить, и спустили его вниз, в область мрака, на чем-то, что сначала показалось ему похожим на лифт. Но это оказался баллон, который, конечно, был невидим в темноте. Очевидно, то, что я принял за перекидной мостик в пустоту, в действительности было ступеньками к шару. Кавор спустился вниз в более освещенные пещеры. Сначала спускались в тишине, — если не считать писка селенитов, — а потом среди гама и гула.

Освоившись с темнотой, Кавор стал понемногу различать окружающее.

«Представьте себе огромное цилиндрическое пространство, — говорит Кавор в своем седьмом сообщении, — быть может, четверть мили в диаметре, сначала очень тускло освещенное, а потом все более и более спускающееся вниз, в голубую светящуюся глубину. Представьте себе колодец с винтовой лестницей или же глубокую шахту лифта, в которую вам приходилось заглянуть, — все это, увеличенное во сто раз, рассматриваемое в голубое стекло. Представьте себе, что вы смотрите вниз, что вы чувствуете необычайную легкость в теле и не испытываете головокружения, как на Земле, и вы поймете мое первое впечатление. Вообразите широкую галерею вокруг шахты, в виде спирали, такой крутой, что подъем на ней на Земле был бы невозможен, с низенькими перилами на краю бездны, исчезающими вдали на расстоянии нескольких миль от начала.