— Может быть, у них совсем не было никаких революций?
— Без революций они вообще не смогли бы развиваться. Думаю даже, что в некоторых их странах произошла уже и такая революция, которая установила общественный строй, подобный нашему.
— При котором каждый удовлетворяет все свои потребности?
— Ну, пока, может быть, и не все. Вряд ли могли они добиться такого благосостояния, тратя огромные средства на оборону.
— На оборону?.. — недоуменно вопрошает кто-то.
Нам не легко представить себе такое существование, при котором нужно от кого-то обороняться.
— А, может быть, в результате последней войны на Эффе победила наконец наиболее передовая часть их общества? — с наивной надеждой смотрит на Рэшэда наша юная лаборантка, будто он в состоянии ответить на этот вопрос. — Может быть, у них уже всеобщий мир на всей планете?
— Да, может быть, — соглашается Рэшэд. — Мы будем теперь еще внимательнее наблюдать за их планетой, и я не сомневаюсь, что вскоре кое-что нам удастся уточнить. Теперь, когда известно, что на Эффе обитают не динозавры, а разумные существа, мы уже не имеем права оставлять ее без внимания.
— Значит, на Эффу пошлют наконец Первую Звездную?
— Вопрос этот окончательно не решен пока, — отвечает Рэшэд, — но я надеюсь, что пошлют.
Всю остальную часть дня я провожу под впечатлением этого разговора с Рэшэдом. Мне все еще не верится в его версию истории Эффы. Может быть, увеличение углекислого газа в ее атмосфере было все-таки результатом не войны, а вулканической деятельности?..
Захожу к брату, чтобы узнать его мнение. Хоррэл, как всегда, тянет с ответом. Не тороплю его — знаю, вопрос не из легких.
— Пожалуй, Рэшэд прав, — задумчиво произносит он. — Я тут тоже произвел кое-какие расчеты… Такое увеличение углекислоты, какое было зафиксировано на Эффе десять с лишним лет назад, вполне может быть результатом большой войны, охватившей всю их планету.
— Выходит, что приведенные Джэхэндром факты не сработали против Рэшэда?
— Видимо, Джэхэндр просто не потрудился сделать всех необходимых расчетов, прежде чем опубликовать свою статью, — хмурится Хоррэл.
На следующий день в нашей лаборатории снова появляется кибернетик. Рассеянно кивнув мне, он торопливо проходит к Рэшэду. Страшно хочется послушать, о чем они там говорят. Но входить к ним я не решаюсь: кибернетик так энергично прикрыл за собой дверь, что и без слов ясно — он хочет говорить с Рэшэдом с глазу на глаз.
Сижу, вздыхаю, волнуюсь. Конечно же кибернетик спросит, как обстоит дело с восстановлением фонограммы, а я могу продемонстрировать всего лишь две коротких фразы на совершенно непонятном языке. Опасаюсь даже, что это просто случайное сочетание лишенных всякого смысла звуков. Многие наши лаборанты разделяют мои опасения. Верят в удачу только наша юная лаборантка да Рэшэд, а я и сама не знаю, что думать…
Беседа Рэшэда с кибернетиком длится довольно долго. Удалось ли «электронному мозгу» обнаружить хоть какую-нибудь систему в артикуляции девушки с Эффы? Видимо, результаты не очень блестящие. В случае успеха разговор, наверное, был бы не столь продолжительным. Да и дверь кибернетику не пришлось бы закрывать так энергично…
И вдруг эта дверь распахивается.
Вижу улыбающегося Рэшэда. Он машет мне рукой!
— Зайдите-ка к нам, Шэрэль!
Так я и знала, что непременно позовут! Догадываюсь, зачем я им понадобилась…
— У кибернетиков неплохие успехи, Шэрэль, — весело говорит Рэшэд. — Похвалитесь и вы своими. То, что вам удалось восстановить, очень пригодится им теперь. Думаю даже, что без_вас они уже ничего больше не смогут сделать.
Кибернетик смотрит на меня испытующим взглядом, — видимо, он сомневается в моих «успехах».
— Хвалиться, собственно, нечем, — стараясь не волноваться, говорю я. — Пока восстановлены всего две фразы. Одна довольно четко, за вторую не ручаюсь.
— Продемонстрируйте их мне синхронно с изображением, — приказывает кибернетик.
Я молча готовлю аппаратуру для воспроизведения восстановительной части фонограммы. Перед тем как включить ее, спрашиваю:
— Что дадут вам эти фразы? Поможет разве чем-нибудь даже полностью восстановленная фонограмма?
— Нет безвыходных положений, — уверенно заявляет кибернетик. Видно, слишком уж надеется на «электронные мозги»!
— Устная речь вообще устраивает нас больше, чем письменная, — продолжает он тоном школьного учителя. — Она имеет, как известно, весьма значительную избыточность информации. Кроме того, живая речь содержит еще дополнительную информацию эмоционального характера. По интонации произносимых слов мы можем судить о настроении говорящего, о его отношении к сказанному. Речь же, произнесенная существом, которое мы можем наблюдать, обогащает нас еще большим количеством сведений, так как смыслу произносимого соответствует обычно и выражение лица говорящего — его мимика. Немаловажное значение имеет и жестикуляция. В данном случае это для нас особенно важно.
Читать дальше