Андрей Петрович пытается произнести что-то, но академик Аркатов решительно перебивает его:
— Ас другой стороны, известны ведь и такие факты, когда многие открытия либо не были сделаны, либо запоздали лишь потому, что у тех, кто мог их сделать, существовали закоснелые тенденции. Способствовали этому и предвзятые идеи, мешавшие им представить создавшуюся ситуацию в истинном свете. Так, Ампер, как вам, конечно, известно, упустил возможность открыть электромагнитную индукцию, а несколько лет спустя открытие это прославило Фарадея. И кто знает, уважаемый Андрей Петрович, — лукаво усмехается Аркатов, — может быть, и нам представляется счастливая возможность сделать великое открытие. Я сегодня же посоветуюсь с членами президиума Академии наук и думаю, что нам разрешат заняться экспериментом вашего сына тотчас же, прекратив на время испытание аппарата Грибова и Логинова. Полагаю даже, что мне удастся заинтересовать этой проблемой кого-нибудь из вице-президентов Академии.
И вот Андрей Петрович терпеливо ждет теперь звонка или официального письменного распоряжения академика Аркатова, но, чтобы не обнадеживать Илью раньше времени, ничего не говорит ему об этом. А время идет. Проходит неделя, начинается другая, а академик будто забыл о своем обещании. Что же делать? Напомнить ему об этом или подождать еще немного?
И Андрей Петрович решает ждать, ибо чем больше он думает об эксперименте сына, тем больше сомнения одолевают его.
13
А Михаил Богданович развивает в это время самую энергичную деятельность. Он приглашает к себе Юрия Елецкого и Антона Мушкина и дает им задание:
— Вот что, ребята, прекращайте-ка все ваши баталии с абстракционистами и беритесь за дело. Нужно возможно быстрее набросать эскизы воздушных трюков в условиях пониженной весомости. И не только группы Зарницыных, но и других воздушных гимнастов.
— А как с Ильей Андреевичем? — спрашивает Антон. — Решился он уже на установку своей аппаратуры в цирке?
— Почти, — неопределенно отвечает Михаил Богданович. — Во всяком случае, это теперь не главный объект нашей атаки. В настоящий момент наша цель номер один — главный режиссер.
Анатолий Георгиевич листает альбом Юрия Елецкого уже в третий раз, но пока не произносит еще ни слова. Михаил Богданович, Юрий Елецкий и Антон Мушкин, затаив дыхание, ждут его приговора. Юрий вообще не очень верит в поддержку главного режиссера. Антон, однако, надеется убедить его своими комментариями к эскизам Юры. А Михаил Богданович, лучше их знающий характер Анатолия Георгиевича и почти не сомневавшийся в его поддержке, не на шутку встревожен теперь столь долгим молчанием главного режиссера.
«Не пора ли пускать в ход дополнительную аргументацию?»— лихорадочно думает он, хорошо понимая, что без поддержки главного режиссера вся их затея обречена на провал.
— М-да, — неопределенно произносит наконец Анатолий Георгиевич. — Любопытно, любопытно… Ну, а сам автор этого, как вы его называете?
— Антигравитационного эффекта, — подсказывает Михаил Богданович.
— Как он-то смотрит на вашу затею? Согласен ли? Не очень ведь солидно это — проверять столь серьезный эксперимент не в научно-исследовательском институте, а в цирке. Кажется, не было еще такого в истории не только отечественной, но и мировой науки.
— Я же вам рассказывал уже, Анатолий Георгиевич, как сложилась у него ситуация… — заметно волнуясь, говорит Михаил Богданович.
— Ну да, я это понимаю. Согласитесь, однако, что цирк не совсем подходящее место для научного эксперимента.
— Смотря для какого. Для этого — вполне подходящее.
— Допустим, — соглашается главный режиссер. — Предположим даже, что нам удастся убедить дирекцию и начать подготовку к осуществлению этого эксперимента. Будут, следовательно, затрачены средства, и не малые. А Академия наук тоже решит вдруг ускорить проверку эксперимента Ильи Нестерова. Прекратит работы над чьим-нибудь другим исследованием или же изыщет дополнительные средства. Как тогда отнесется к этому ваш внук? Не махнет ли на нас рукой?
— Я достаточно хорошо знаю Илью и ручаюсь за него, — вставая с дивана, торжественно заверяет Михаил Богданович. — Он не позволит себе такого предательства. В крайнем случае, сможем вести свой эксперимент параллельно, и от этого только выиграем и мы, и научно-исследовательский институт.
— А в настоящий момент он, значит, окончательно решил осуществить это у нас?
Читать дальше