Сергей Абрамов - Однажды, вдруг, когда-нибудь…

— На стену похожих?

— Еще раз прошу: не ерничай… Ты можешь понять, глупая твоя голова, что так, как с тобой, мне ни с кем не было? Ни с кем!… Я тогда проверить тебя хотела — на прочность, что ли? А ты не поддался, вроде бы принял правила игры — мои правила, но остался-то самим собой… Ты — всегда «сам собой», Саша, тем и ценен обществу… — усмехнулась. Почему-то невесело. — Первый раз в жизни прошу: не уходи. От добра добра не ищут. Не уходи, Саша…

Как утром с Наташей, спросил по инерции:

— С чего ты взяла, что я ухожу?… — и опять же, как утром, одернул себя: не будь страусом, не прячь голову в песок. Все равно: задница наружу торчит… — Не надо, Валерия, не изменяй себе: не проси мужика. От добра добра не ищут, верно. Да только в чем оно — добро? В том, что в постели нам ладно? Мало этого, Лера, ох как мало! Сие, как известно, физиология. А как насчет души?

— Что же я, по-твоему, совсем бездушная?

— Ты не бездушная. Ты деловая современная женщина. Как в детских стихах: «драмкружок, кружок по фото, а мне еще и петь охота…» Для тебя слово «быт» страшней атомной войны.

— А для тебя?… Ты от этого слова так же бежишь…

— Бегу, согласен. И вот парадокс: все время его ищу. Не исключено, что найду я наконец такую женщину, какую сам придумал, посмотрю на нее, порадуюсь, сердцем отойду — и тронусь дальше: привык, как ты говоришь, ни на кого, кроме себя, в этой жизни не рассчитывать. А может, и не тронусь — остановлюсь… Но ведь ты, Лера, не та женщина, какую я придумал. И сама о том знаешь прекрасно. Вон даже «портсигар» не помог…

— Какой «портсигар»?

— Этот, — достал из кармана серебряную вещицу. Валерия выхватила ее, вытряхнула из нее батарейку, яростно рванула проводки, бросила на пол, ногой придавила: коробочка легко расплющилась, серебро — мягкий металл.

— Нет никакого «портсигара»! Нет и не было! При чем он? Ты же видел, Саша: я могу быть женщиной. Женщиной, а не доцентом кафедры автоматики. Даже Наташа это поняла…

— И насколько тебя хватит? На неделю? На месяц? На год? А семинары, симпозиумы, хоздоговоры, студенты? А твоя девица, так нужная науке?… Нет, Лера, ты у нас — доцент кафедры автоматики, все остальное — потом, все остальное — неважно, даже мешает. И ни-ку-да от сего факта не денешься.

— А тебе кто нужен? Кухарка? Нянька? Портомойница? Да ты сам от такой через неделю волком взвоешь!

— Мне никто не нужен, Лера, — сказал Александр Павлович. — Ни кухарка, ни нянька, ни портомойница. Ни тем более доцент… Мужик валит мамонта, женщина поддерживает огонь…

— Ты о чем, Саша?

— Так, пустяки… — встал. — Бессмысленный разговор, Лера. Ни ты, ни я — никто друг друга убедить не сможет. И переделать не сможет. Будем жить как жили.

Валерия тоже встала, подхватила сумку, перебросила через плечо — красивая, уверенная в себе женщина, ничуть не похожая на ту, что всего лишь четверть часа назад просила Александра Павловича не уходить, не ломать налаженное.

Как налаженное?

Кем?…

Спросила:

— Поврозь? — улыбнулась ослепительно: хоть сейчас на плакат с надписью: «Летайте самолетами Аэрофлота». Александр Павлович не ответил, стоял, прислонившись спиной к косяку двери в комнату, ждал. Только чего ждал?… — Ну, ладно, прощай, милый Саша. Прости, что я «портсигар» поломала.

— Ничего, — сказал Александр Павлович. — Если будет нужно, я починю, — подумал: смолчать или «дожать»? Все же решил «дожать», раз начал: — Вот жалко: деталька та всего одна у меня была…

— Какая деталька?

— Ну та, что ты из «портсигара» выронила… Слушай, будь другом: поищи ее у себя в квартире. Наверняка где-то на полу валяется. Знаешь, такая тонкая пластинка с напаянной схемкой. Десять миллиметров на двадцать. Совсем крохотная.

Валерия серьезно, уже без улыбки, смотрела на него.

— Саша, ты в своем уме?

— В своем, Лера, в чьем же?

Она повернулась и, не прощаясь, сильно хлопнула входной дверью. А Александр Павлович так и остался стоять у косяка. Не знал: то ли ему радоваться, то ли плакать?

Оставшиеся до премьеры дни работал как вол. Ассистентов загонял, себя затюкал, зато в день премьеры был уверен: все пройдет на уровне мировых стандартов, никто ни к чему придраться не сможет.

Режиссер программы особенно не мучил Александра Павловича, свои замыслы воплощал в первом отделении, зато Александр Павлович придумал ему финал. Вернее, не сам придумал: видел как-то в программе цирка Барнума и Бейли, но и не претендовал на авторство. Его аттракцион занимал все второе отделение, и Александр Павлович последним специально такой трюк поставил, немало, впрочем, изменив барнумовский: вывозил на манеж плоское зеркало, старинное, в бронзовой раме, с мраморным подзеркальником; взмахивал перед ним черно-красным плащом, и на подзеркальнике, отражаясь в стекле, возникал очередной участник программы. Так они все из зеркала на манеж и попрыгали. Эффектно было.