Андрей Анисимов - Доступ к телу

– Господин Паскунов, не крутите мне яйца. Я приехал сюда не байки выслушивать.

Владимир Антонович не обиделся, а тихим голосом пояснил:

– Это совсем не байка. Я знаю, кто этот ученый и вполне доверяю информации о его открытии. Генетик готов внедрить свой метод в реальную практику по всей стране. Дело за малым – пробить государственное финансирование.

Озервеков на мгновенье остолбенел, затем что-то забил в свой айфон и попросил Паскунова:

– Вы не могли бы навестить меня, скажем, в среду?

– На предмет, Максим Алексеевич?

– Обсудим, как помочь вашему ученому.

– Ради полезного для государства дела, всегда готов…

– И прихватите прикидочку бюджета по этой теме. Так, на полстранички. Четко, ясно и без лабуды.

– У меня такая бумага есть…

– Чудесно. Тогда давайте в тринадцать сорок. Я урву двадцать минут от своего обеда.

Помощник вице-премьера и сенатор пожали друг другу руки. Озервеков собрал свои листки и откланялся, а Владимир Антонович подошел к руководителю комитета по делам сельского хозяйства Пруткову:

– Фома Гордеевич, смотрю, вы курить бросили?

– С чего вы взяли, Владимир Антонович?

– Ну как же… Обычно после столь волнительной беседы с посланником правительства любители никотина тут же торопятся в курительную, а вы мешкаете.

– Какие могут быть волнения, Владимир Антонович? Переливаем из пустого в порожнее. Китайцы проблему коррупции решают радикально – украл, к стенке.

– Они могут себе это позволить. Население за миллиард. А нас мало. Пиф-паф, и работать некому. У нас проблема другая – рождаемость надо поднимать.

– Тогда зачем зря языком молоть? И так ясно… Помните, у Райкина про сторожа склада – что охраняем, то и воруем. Так и с бюджетом.

– А не выкурить ли нам с вами, милейший Фома Гордеевич, по сигаретке. Теперь новое словечко в моду вошло – беседу «треньем» называют. Пойдем, перетрем одну темку.

– А вы разве курите?

– Иногда в хорошей компании.

– Ну, вперед с песнями к раку легких. У меня минут двадцать есть. Потом свой комитет собираю.

Шагая по коридору, Прутков ворчал:

– Вот я, Владимир Антонович, вырос в семье сельских учителей. Отец эээ химию преподавал, мама – русскую литературу. Она эээ уже умерла, Царство ей Небесное, но если бы услышала, как теперь молодежь русский язык прикладывает, думаю, эээ крутилась бы в гробу пропеллером. Вот вы сказали, они теперь человеческий разговор «теркой» именуют. Трутся, между прочим, рыбы в нерест. А весь этот словесный мусор – «торчу», «прикол», «короче», меня просто эээ бесит. Дочка по мобильному чешет язык по пять часов в день, и на каждом слове «короче». Хорошо хоть связь нашему брату государство оплачивает, а то «короче» она бы меня уже разорила.

– Сколько лет барышне?

– Паспорт осенью получать… Так вот, о жаргоне. Постепенно наши люди переходят на новую феню, словно все стали блатными. Бред какой-то…

Перед дверью в курительную залу два сенатора проявили галантность, пропуская друг друга вперед. Наконец разобрались, вошли и уселись в кресла. Владимир Антонович полагал напрасным тратить драгоценное время на лингвистику, но перейти к делу, оставив возмущенного коллегу без ответа, посчитал невежливым:

– Дорогой мой, а чему, собственно говоря, вы удивляетесь? Вся страна ворует и, как новое средство общения вороватых граждан, рождается новый жаргон. Это раньше воры по зонам сидели, а теперь мы все на промысле. – Владимир Антонович извлек из кармана золоченый портсигар: – Угощайтесь – «Парламент», и не самый жесткий.

– Спасибо, Владимир Антонович, я к своему Кэмэлу привык. Уж не обессудьте – вашими не накуриваюсь. Так вот, эээ что я вам скажу – кто ворует, а кто, вроде меня, живет честно. Да и Вас я в воровстве не замечал.

Мужчины затянулись. Теперь Паскунову требовалась пауза, чтобы уйти от парадокса. Два честных сенатора готовились обсудить, как заработать далеко не праведные деньги. Но Прутков сам пришел на помощь:

– Так о чем вы мне хотели сообщить, коллега?

– Мой знакомый бизнесмен пожелал подмять под себя бизнес по минеральным удобрениям. Вы же у нас специалист по сельскому хозяйству…

– Внимательно эээ слушаю.

– Он готов расстаться с несколькими миллионами условных единиц, а взамен желает защиту от иностранного прессинга. Вы бы, Фома Гордеевич, через свой комитет могли инициировать закон о защите отечественного производителя. Пошлины для ввоза поднять, призвать наших крупных торговых посредников перейти на отечественный товар. Ну вы меня понимаете… И дело благородное, и мы не в обиде.