Андрей Анисимов - Доступ к телу

– Пацаны, покушайте с нами, – сверкнув золотом коронок, улыбнулся коренастый кавказец. Его плотное тело, сплошь поросшее шерстью, напоминало зверя. И оранжевые плавки на фоне темной растительности смотрелись особенно ярко. Друзья одновременно подумали, что гостеприимный армянин чем-то напоминает Фоню из их лаборатории. А напяль на примата подобные плавки, пародия оказалась бы устрашающей.

Приезжие пировали в беседке. Помимо пригласившего их волосатика по имени Хачик в трапезе участвовали еще четверо армян. Но те столь обильным шерстяным покровом не отличались. Зато двое из них могли похвастаться брюхом, способным вместить немерено продуктов и напитков, один поражал худобой и еще один был по-настоящему красив. Фигура атлета, тонкие черты лица и печальные темные глаза просились на полотно. Армяне назвали свои имена, но аспиранты, кроме Хачика, никого не запомнили. Говорили о баранине, которую ели. Оказалось, что ею торгует красавец с печальными глазами и берет семьсот рублей за килограмм.

– Недешево… – заметил Дружников.

– А ты знаешь, брат, сколько мне с этого остается?

– Откуда? Я же мясом не торгую.

– А ты считай. Полтинник с килограмма ментам по трассе, стольник санитарному врачу, четвертак бандитам на рынке, червонец дирекции. А мне же его еще купить надо. Фермер тоже не хочет бесплатно барана дарить. И это только по мясу. А знаешь, каково в Москве с нашей внешностью?

Тарутян знал. Дружников нет. Армянин принялся рассказывать о бесчинствах продажной московской милиции, а закончил обидой на весь русский народ:

– Для вас, что айзер, что грузин, что чечен – все на одно лицо. Особенно теперь, когда с Грузией война была. Каждый норовит обидеть.

Дружников торговцу посочувствовал, и тема себестоимости шашлыков, как и межнациональных разногласий, оказалась исчерпанной. Что нельзя сказать о торговле вообще. Из разговоров пирующих молодые ученые поняли – они попали в компанию рыночных торговцев. Как выяснилось, в отличие от красавца-мясника, остальные гуляки специализировались на шмотках, а дача служила им чем-то вроде подсобного склада. По мере выпитого алкоголя армяне все чаще переходили на родной язык. Дружников ничего не понимал, а Тарутяну профессиональный диалог торгашей не был интересен. Друзья поблагодарили за угощение и откланялись. Мужчины пять часов ели и пили, несколько раз порываясь вернуть аспирантов в беседку, но к ночи им подвезли девушек и гостеприимство южан закончилось. Среди стайки дев друзья приметили двух молодых близняшек, которыми Сурен потчевал их накануне. Перед сном, понимая, что на этом празднике жизни они лишние, квартиранты уселись пить чай в гордом одиночестве. Но неожиданно одна нимфа-близняшка заглянула и к ним. Кроме махрового полотенца, одежды на ней молодые люди не заметили.

– Я Оксана. Мальчики, вы меня помните? – спросила нимфа шепотом.

– Помним, – заверил Дружников, что было правдой только отчасти. Молодые ученые запомнили смех и грудки прелестниц, но не их имена.

– Мы бы к вам с полным удовольствием, да нельзя. Наше время эти козлы оплатили. Но мы можем до вас завтра сами подрулить. Хочете?

Аспиранты переглянулись:

– Хочем.

– Мальчики, будьте ласковы, только Сурену не гутарьте, и никому еще. А то у нас половину бабулек попрут. А так мы на себя робим, и вас гарно потешим. – Чмокнув обоих и оставив после себя жар распаренного тела и запах мокрых волос, нимфа растворилась в ночи.

Армяне гуляли в баньке. Из дома дев не разглядеть. Но звонкий смех хохлушек раздавался на всю округу, и Тарутян с Дружниковым присутствие веселых сестренок продолжали ощущать. После чая постояльцы поднялись наверх и уселись на тахту в одной из комнаток. Свое приключение в «Веселом дворике» они полностью обсудить не успели, да и гульба по соседству молодые организмы тревожила.

– Вадя, как ты д-д-думаешь, эти мужики всегда так живут?

– Ты армянин, тебе виднее…

– Причем т-т-тут это? Как будто русские п-п-проституток не пользуют.

– Среди моих знакомых нет. А тебе понравилось? Только честно.

– Трудно сказать. Когда д-д-делал, нравилось. Потом – не то стыдно, не то погано как-то. Вроде, хочешь отмыться и не можешь.

– Вот-вот, и со мной тоже самое. А ведь на них иногда и женятся.

– Особенно иностранцы. Я с-слыхал о таком часто.

– От гордыни – приятно поднять падшую тварь и дать ей шанс. Сам Христос простил грешницу, когда она раскаялась. Разве не заманчиво ощутить себя Богом?