– У нас по-по-полный порядок, – доложил Тарутян: – З-з-зеки еще с-с-спят. Мы пьем чай.
Успокоенный профессор поблагодарил помощников и отключился. Тарутян и Дружников провели ночь в аппаратной, но им предстояло дежурить еще целый день до восьми вечера. При этом оба молодых ученых чувствовали себя отдохнувшими, и оставшиеся двенадцать часов бдений их не пугали. В офисных креслах не выспишься, но Суркова притащила из дома раскладушку, и они дрыхли по очереди. Помощники догадывались – девушка пеклась о патроне и раскладушку в первую очередь везла для него. Особое отношение аспирантки к профессору ни для кого из них не являлась тайной. Но ее обожание не выливалась в служебный роман, а существовало в форме милой заботы о рассеянном и чудаковатом ученом. Да и парням перепадало, как в случае с раскладной лежанкой.
Дружников допил чай, дожевал бутерброд с сыром и раскрыл журнал, где дежурившие ученые делали пометки:
– Вчера Лыкарина назвали Лыком тридцать пять раз. Сергея Косых – Косым пятьдесят три раза, а Водиняпина – Няпой двадцать девять. Это ты, Коля, записал?
– Я… Профессор просил отследить их речь. В последнее время они стали друг д-д-друга именами тоже называть. Это уже сдвиг.
– Дальше с матом. Читаю – «Твою мать» употребили всего двадцать пять раз, сочетание из трех букв упомянули всего семнадцать. О продажной женщине на букву «б» вспомнили всего одиннадцать раз.
– И это за весь д-д-день?
– Да…
– Наши ученые м-м-матерятся чаще.
Из микрофонов донесся характерный звук слива бачка ватерклозета. Дружников отбросил журнал в сторону:
– Слышишь, Колька, проснулись, – и, вскочив с табуретки, одним прыжком сиганул из кухни в рабочее кресло. Колесики, вмонтированные в ножки мебели, позволяли ему раскатывать вдоль панели, перемещаясь от экрана к экрану. По ходу движения аспирант делился увиденным тоном комментатора на спортивном ристалище.
– Лык писает. Заметь, не в ванную, а в унитаз. Косой почистил зубы. Колька, какой прогресс! А Няпа! Посмотри на Няпу! Примеряет галстук! Это с его-то рожей?! Я торчу… Наши братки уже при параде. Не иначе, намылились куда-то.
Странную торопливость уголовников отметил и Тарутян, успевший занять соседнее кресло.
Наскоро ополоснув физиономии, подопытные джентльмены нарядились в свои новые костюмы и исчезли с экранов.
– Надо звонить патрону. Что-то сегодня они больно рано…
– Не т-т-т-рогай профессора. Если что, ему позвонят без тебя. Лучше за-пи-пи-пиши в журнал, что они опять не тронули ни денег, ни золота.
– Уже записал…
– П-п-п-послушай, а ты знаешь, сколько там ба-ба-бабок? Мы же ни р-р-р-разу не считали.
– Пошли, посчитаем.
– П-п-пошли…
– А если они вернутся?
– Ну и что? М-м-мы не чужие. Имеем право.
Дубликат ключей от апартаментов у молодых ученых имелся, стоило лишь выйти из одной двери и войти в другую. Обитель джентльменов они посещали две недели назад, принимая работу ремонтников. После в ней бывал только профессор, и то несколько раз. В прихожей Тарутян повел носом:
– Чувствуешь з-з-з-запашок?
– Есть немножко, – согласился Дружников, ощутив смешанный запах табака с другим, специфическим духом тюремного общежития.
– Зеками п-п-пахнет. Странно, они вроде ходят в душ и вполне цивилизованно по-по-пользуются туалетом.
– Последние три дня. А до этого путали унитаз с джакузи…
Наблюдая за подопытными в самых интимных проявлениях их быта, ученые не могли не заметить разительных изменений в их поведении. Это касалось не только культуры гигиены, но и общения между собой. С каждым днем они все реже пользовались жаргонными словечками, реже ругались матом и даже называли друг друга по имени. Александр Ильич отметил это первым. В конце опытов он намеревался тщательно обследовать мозг каждого, чтобы понять, чем вызваны такие перемены.
В холле молодые ученые остановились возле небольшого комода. Дружников выдвинул ящик. В нем лежали две пачки долларов. Тарутян пересчитал купюры. В каждой оказалось по десять тысяч. Вернув валюту на место, они перешли в столовую. В буфете обнаружили еще три пачки долларов и пять пачек рублей. Деньги были запечатаны.
– Придется ра-ра-раскрывать.
– Зачем? Тут же написано – по сто тысяч.
– Уверен, что п-п-по сто?
– Конечно. Прикинь на глаз – купюры по пять тысяч каждая. Так и будет. И потом, это же в банке кассиры пишут…
В другом ящике буфета хранились две коробочки с ювелирными украшениями. Дружников высыпал содержимое одной коробки на ладонь:
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу