Виктор Войников - Резонанс

— Как тебя зовут?!

Кошмар был из тех, которые длясь секундами, минутами и часами тянутся бесконечно. Я задыхался. Я висел в темноте, не чувствуя ни своего тела, ни своего веса. Только страшный грохочущий голос звучал у меня в ушах.

— Как тебя зовут?! Как! Тебя! Зовут!

Я извивался словно червяк на крючке, пытаясь нащупать хоть какую-то опору. Пытаясь нащупать хоть что-то.

— КАК ТЕБЯ ЗОВУТ!? — ревущий голос подминал под себя, пожирал меня, как огонь пожирает пластик.

— ТВОЕ ИМЯ!!!? — моя душа съеживалась словно пенопластовая крошка в огне. Еще чуть-чуть и ничего не останется. Еще чуть-чуть и я исчезну. От меня ничего не останется. Только этот рокочущий, пожирающий и захлестывающий сознание рев.

— КАК ТЕБЯ ЗОВУТ!??

Мы шли по пляжу. Было пасмурно, но ветра не было. Соль и йод в воздухе. Крики чаек. Шорох волн. Влажный песок под босыми ногами.

— Давно тебя они мучают? — спросила она, поддевая раковину пальцами босой ноги.

Я пожал плечами. У меня всегда было плохо с датами.

— Не знаю. Но каждый раз — каждый раз — кошмар повторяется.

— Каждый раз одно и то же?

— Не совсем. Но сюжет один и тот же. Я лежу без движения и слышу его.

— Кого?

— Голос. Голос, который задает мне вопросы.

— Одни и те же?

— Нет, — я пожал плечами, — иногда они повторяются, но чаще они разные.

— Это тебя пугает? — спросила она.

При свете дня, у берега моря, накрытого пеленой облаков, кошмар казался скорее странным, чем страшным. И внятно объяснить что меня пугало я не мог.

— Знаешь… страшно не столько то, что кто-то меня спрашивает. Страшно то, что я перестаю существовать. Перестаю быть.

Мы остановились. Она долго смотрела на горизонт. Море нежно касалось ее ног. Я вздохнул.

— Да ладно, не заморачивайся. Кошмары и есть кошмары.

Она покачала головой.

— Нет, — она посмотрела на меня и вздохнула, — Мы похожи даже в этом. Я знаю это ощущение. Словно ты просыпаешься в темноте и не можешь ничем пошевелить. И тебя охватывает страх от того, что эта темная неподвижность, эта темнота — она навсегда.

— А вот вопросы, — сказала она после паузы, — Это что-то новенькое. Такого у меня не было.

— Хоть в чем-то мы отличаемся, — улыбнулся я.

Наша похожесть вошла в поговорку и была предметом шуток, понятных только нам двоим.

Первый раз мы встретились во время ливня в крошечной чайной на углу большой площади. Мы смотрели на то, как за большим окном проносятся трамваи, звеня на повороте и брызгая водой из луж на рельсах. Она положила голову на кулак. Над ее чашкой вился ароматный пар. Я не мог вспомнить с чего начался наш разговор и как получилось, что мы оказались за одним столиком. Помнил только это завороженное выражение лица, с которым она смотрела на дождевые струи, хлещущие по мостовой и старинным фасадам зданий.

— Никогда не думала, что старые города могут быть настолько красивы, — сказала она.

— Когда светит солнце, они еще симпатичнее, — ответил я. Этот город не был для меня родным, но я хорошо его знал. И любил. Я мог ходить здесь бесконечно. И, когда мы встретились снова, повел ее на экскурсию.

Это было так же волшебно, как привести ребенка в магазин старых игрушек. Мы рассматривали барельефы и гербы на фронтонах, гладили мох на старых ракушечниковых контрфорсах. Переходили темную и тихую реку по мощеным гранитом мостам, которые освещали кованые фонари. Слушали орган в костеле. Забрались на самую высокую точку города, чтобы посмотреть на него сверху.

Наши встречи становились все чаще.

Наконец, мы начали проводить вместе все свободное время. По роду своей профессии я всегда был человеком отстраненным и старающимся сохранять дистанцию с другими людьми. Окружающие чувствовали это и старались не беспокоить меня, когда мне хотелось быть одному. Именно поэтому мне нравился этот город — с его гранитными мостовыми, с его рекой и парками, с его библиотеками, полными старинных фолиантов и лабиринтом переулков. Он ничего не требовал. Тут можно было жить не особо общаясь с другими людьми — общения с самим городом хватало с лихвой.

Она видела все то же, что и я, но немного под другим углом — кошку, которая сидела на водостоке в той же позе, что и горгулья, странный красный телефон, притаившийся во дворе в совершенно непонятном и невероятном месте (мы долго гадали, как его могут использовать хозяева), плющ закрывающий стены домов причудливыми узорами, где зелень сочеталась с ржавчиной. Мы могли проводить в этом городе часы, бродя по старым переулкам и открывая для себя все новые и новые секреты.