Орсон Кард - Игра Эндера. Голос тех, кого нет

— Как я хотела бы, чтобы вы вломились во все ее файлы, вытащили на свет божий все ее секреты и огласили на всех Ста Мирах! — В ее глазах стояли слезы. Она не могла понять почему.

— Я вижу. Она и вас туда не пускала.

— Су апрендиз дела, ано су? Э поркве-чоро, дига-ме! О сеньор тем о джейто.

— Я не люблю заставлять людей плакать, Эла, — тихо ответил он. Его голос словно ласкал ее. Нет, иначе, сильнее, словно рука, сжимающая ее руку, поддерживающая ее. — Это правда вызвала ваши слезы.

— Су инграта, су ма филья…

— О да, вы неблагодарная, просто ужасная дочь, — сказал он с тихим смехом. — Все эти годы, когда в доме царили хаос и всеобщее пренебрежение, вы удерживали вместе семью вашей матери, без особой помощи с ее стороны, а когда решили продолжить ее дело в науке, она отказалась делиться с вами жизненно важной информацией. Вы не заслуживали ничего, кроме ее любви и доверия, а она в благодарность вышвырнула вас из своей жизни — и на работе, и дома. И только тогда вы вслух сказали при постороннем, что у вас нет больше сил выносить это. М-да, вы — одна из худших женщин, каких я знал.

И она поняла, что смеется над своим самобичеванием. Но ей не хотелось смеяться над собой.

— Не говорите со мной так. Я не ребенок. — Она постаралась вложить в эту фразу как можно больше презрения.

Эндер заметил, и его глаза сразу стали такими холодными.

— Не стоит оскорблять друга.

Нет, не нужно, чтобы он отдалялся от нее. Но удержать злые, колючие слова Эла уже не могла:

— Вы мне не друг.

На секунду она испугалась, что он поверит ей, но улыбка вернулась на его лицо.

— Вы не узнали бы друга, если б встретили.

«Нет, ты ошибаешься, — подумала она. — Одного я вижу». Эла улыбнулась ему в ответ.

— Эла, — спросил он, — вы хороший ксенобиолог? — Да.

— Вам восемнадцать лет. Уже в шестнадцать вы могли сдать экзамены гильдии. Но вы этого не сделали.

— Мать не позволила мне. Сказала, что я не готова.

— Человек в шестнадцать лет уже не нуждается в разрешении родителей.

— Подмастерье не может — без разрешения мастера.

— Теперь вам восемнадцать, вы уже не подмастерье и можете решать сами.

— Но она остается ксенобиологом Лузитании. Это все еще ее лаборатория. Что, если я сдам экзамен, а она позволит мне войти туда только после своей смерти?

— Она угрожала этим?

— Она достаточно ясно сказала, что я не должна сдавать экзамен.

— Потому что, когда вы перестанете быть подмастерьем, а сделаетесь ее коллегой-ксенобиологом и получите доступ в лабораторию, вы сможете…

— Добраться до рабочих файлов. До запертых файлов.

— Итак, она не дает собственной дочери начать научную карьеру, она сажает ей огромное пятно на репутацию — не готова к сдаче экзамена в восемнадцать лет, — чтобы помешать ей прочитать эти записи.

— Да.

— Почему?

— Мать сошла с ума.

— Нет. Чем бы ни была Новинья, она не сумасшедшая.

— Эла э боба месма, Сеньор Фаланте.

Он расхохотался и лег в траву.

— Ну, расскажите мне, какая она боба.

— Я составлю вам список, Голос. Первое: она не разрешает никаких исследований по Десколаде. Тридцать четыре года назад Десколада чуть не уничтожила эту колонию. Мои дедушка и бабушка, ос Венерадос, Деус ос абенссое, едва сумели остановить эту болезнь. Судя по всему, возбудитель болезни, микроб Десколады, все еще существует: нам приходится принимать лекарство, чтобы эпидемия не началась снова. Они должны были рассказать вам. Если возбудитель проник в организм, приходится всю жизнь потом есть противоядие, даже когда покинешь Лузитанию.

— Да, я знаю об этом.

— Так вот, она не позволяет мне близко подходить к возбудителю Десколады. Похоже, это как-то связано с ее запечатанными файлами. Она закрыла для посторонних все исследования Густо и Сиды. Ни до чего не доберешься.

Голос прищурился:

— Так, это одна треть бобы, а что дальше?

— Это много больше трети. Чем бы там ни был этот треклятый возбудитель, он умудрился адаптироваться и стать паразитом человека всего через десять лет после основания колонии. Десять лет! Он сделал это один раз. И может сделать снова.

— Возможно, она так не думает.

— А у меня что, нет права самой делать выводы?

Он положил руку ей на колено, успокаивая ее.

— Я согласен с вами. Но продолжайте. Вторая причина, по которой она боба.

— Она прекратила все теоретические исследования. Никакой таксономии. Никакого эволюционного моделирования. Если я пробую сделать что-то такое на свой страх и риск, она заявляет, что у меня слишком много свободного времени, и наваливает на меня работу, пока я не сдаюсь. Пока она не решает, что я сдалась.