Ганс Доминик - Лучи смерти

— Канада потеряна… Австралия потеряна наполовину… Африка ненадежна… Индия тоже… Может случиться, пожалуй, что нам останутся только Британские острова.

Лорд Гораций сумрачно смотрел перед собой, только легким кивком выражая свое согласие.

— Если бы не…

Он произнес эти слова едва слышно, но они не ускользнули от напряженного слуха лорда Гашфорда.

— Что вы хотите этим сказать?

— Если только эта власть… эта жуткая, неправдоподобная власть… не мираж.

Лорд Гашфорд сделал отрицательный жест.

— Пока — власть очевидна!

— Пока — хладнокровие…

На столе застучал пишущий прибор. Американское правительство делало запрос относительно места и времени мирных переговоров. Лорд Гашфорд прочел и подвинул бумажную ленту лорду Горацию.

— Вы давно знаете Штаты. Я назначаю вас, в качестве уполномоченного Великобритании, для ведения переговоров.

— Каковы мои полномочия?..

— Неограниченны.

— Неограниченны… Пока таинственная власть не сузит их пределов.

Лорд Гораций оставил премьер-министра.

Лишь теперь понял он, как своеобразно сплелась судьба его семьи с судьбой людей, диктовавших теперь миру свою волю.

Его жена так близко знакома с самым могущественным из них. Жена другого уже несколько недель находится под его кровом.

Его не покидала мысль, что должна быть какая-нибудь возможность войти в соприкосновение с носителями власти. Должен был существовать какой нибудь путь, который выведет Англию из этого тупика.

На своем излюбленном месте, в большом зале в Мейтланд Кастль, сидела Яна. Она шила кофточку; но работа лежала на столе, а сама она смотрела на последнюю телеграмму, покрытую голубыми значками. Когда телеграф принес сообщение в Мейтланд Кастль, Яна взяла телеграмму себе. Уже два дня носила она ее при себе, перечитывая ее во всякую свободную минуту.

Она не слышала приближения Дианы, которая тихо подошла и положила ей руку на плечо.

Яна вздрогнула и попыталась сунуть бумагу в груду белья.

— Яна, детка моя… Опять телеграмма?

— Ах Диана… Вы не знаете, что значат для меня эти слова. Я нахожу утешение в этих строках. Эта телеграмма разослана во все концы света… Я вижу перед собой того, кто ее послал.

Диана села против молодой женщины. Она увидела, как та покраснела; как в открытой книге прочла она на ее лице радость, что муж жив, гордость — по поводу гениального открытия и счастливую надежду — скоро заключить его в объятия.

— Дитя мое! Только я вас понимаю. Я горжусь тем, что могу назвать своей приятельницей жену Сильвестра Бурсфельда.

Яркая краска залила лицо Яны. Она беспомощно улыбнулась.

— Я должна была бы гордиться этим. Но что я составляю для Сильвестра? Чем выше ставят моего мужа и его изобретение, тем мельче и незаметнее кажусь я самой себе. Я страшусь встречи с ним. Вместо моего Сильвестра, я найду человека, на которого смотрит мир. Что я составляю для него?

Диана встала.

— Что вы говорите, Яна? Разве вы не его жена?.. Вы подарите ему наследника… Вы продолжите его род, и слава Сильвестра Бурсфельда не заглохнет. Он этого не знает, но как бы он радовался, если бы знал.

— Вы думаете?..

— Конечно!

— Но вы, Диана?..

— Я?..

— Почему лорд Гораций не знает, что…

Диана Мейтланд быстрым движением повернула к парку. Яна видела, как покраснел ее затылок.

Тяжелое молчание продолжалось некоторое время, наконец, леди Диана снова обернулась к Яне, избегая отвечать на ее вопрос. Она взяла бумажную полосу из рук молодой женщины.

— Да… телеграмма… она возвещает человечеству мир. Я знаю политику, ее средства и пути… Я могу представить себе душевное состояние тех тысяч людей, которым эта телеграмма дарует жизнь. Потом я словно грежу и начинаю сомневаться, правдивы ли слова таинственной власти… Да, Яна… Я сомневаюсь… Но… нет, это правда… ведь это слова Эрика… Эрик… не лжет.

— Эрик? Вы имеете в виду Трувора?

— Да.

— Вы знаете его?

— Да… Я много лет назад познакомилась с ним в Париже.

— Вы знаете Эрика Трувора, лучшего друга моего мужа?

— Да, знаю… Знала его очень хорошо.

— Но вы никогда о нем не говорите, хотя его имя часто упоминалось в наших разговорах.

— Оставьте, Яна… Это воспоминание, которое я бы хотела похоронить… забыть. Я теперь думаю только о его работе… Удастся ли ему… сумеет ли он дать людям мир, перестроить существующий порядок на благо человечеству. Думаю, что да… Он исполнит свою задачу и затем настанет новая эра в политике и истории Европы… Или даже всего мира…